II
Игорь вышел совершенно ошарашенный, почувствовав, что такое само по себе простое и даже, вроде бы, вполне лестное для него предложение на самом деле может принести ему полный подол неприятностей. Делать, однако, было нечего. Пришлось идти в первый отдел. Дорога известная - всех их от старшего научного и выше регулярно приглашали туда знакомиться с очередными инструкциями по поводу контактов с иностранцами и непрерывно меняющихся и дополняющихся правил публикации научных результатов, особенно, за границей. Каждый раз они читали совершенно бессмысленную ерунду, из которой, тем не менее, следовало, что без ведома этого самого первого отдела ни с кем из иностранцев им нельзя было и словом перекинуться, а паче такое произошло, то надо было немедленно предоставить подробный отчет как о причинах и обстоятельствах такого непредусмотренного контакта, так и о каждом слове, произнесенном в процессе общения обеими сторонами. Примерно такие же суровые правила существовали и по поводу письменного общения с заграницей. Каким образом им, все-таки, удавалось периодически посылать научные статьи в международные журналы, Игорю полностью никогда ясным не было - если строго следовать правилам, то почти ни о чем писать было нельзя, поскольку это самое почти все попадало в бесконечный список государственных секретов. Но даже и то, о чем писать было, вроде бы, можно, сначала должно было быть опубликовано в отечественной печати и только потом в иностранном (как правило, английском) варианте уже могло представляться на рассмотрение специальной экспертной комиссии и ученого совета, в случае одобрения которых, должно было направляться в соответствующий спецотдел министерства, откуда в Институт и поступало не предназначенное для широкого разглашения и снабженное положенным грифом и номером разрешение (или, иногда, неразрешение) на оправку материалов за рубеж.
Если учесть, что на опубликование в Союзе уходило около года, потом еще несколько месяцев надо было тратить на получение всех потребных разрешений, а потом еще чуть не год ждать, пока работа появится (если, конечно, примут) в международном источнике, то как бы заранее задавалось, что о твоем научном результате город и мир смогут узнать только года через два, после того как он был получен. Существовали, конечно, маленькие хитрости, которые позволяли этот срок несколько сократить, но не об исключениях идет речь, а именно о системе. Другое дело, что систему дурили, как могли, и тем и перебивались. Но и сама система на этот дуреж смотрела, как бы, сквозь пальцы, хотя и коллекционировала все нарушения, приберегая эту коллекцию до той поры, когда надо было прищучить кого-нибудь всерьез. Да еще и для того, чтобы обезопасить себя самое и иметь возможность, если, не дай Бог, что, свалить все собственные системные беды на индивидуальных нарушителей. Тем не менее, весь этот бред они все каждый раз изучали и даже расписывались в специальной ведомости по поводу того, что отеческая забота органов безопасности довела до их сведения правила охраны государственных интересов от их возможных мерзких посягательств, а они их приняли всей душой и обязуются неукоснительно выполнять. Но все эти рассуждения нескольку увели нас в сторону, а тогда Игорь быстро оказался возле обитой железом (!) двери без номера - и так все знали, что там такое есть - и нажал большую зеленую кнопку какого-то специального звонка.
В первом отделе уже были в курсе дела. Начальница, с которой Игорь всегда любезно раскланивался, разъяснила ему, что положение у их отдела сложное - с одной стороны, они являются сотрудниками Института и поэтому обладают необходимым учрежденческим патриотизмом и гордостью за успехи сотрудников и даже, в каком-то смысле, коллег, но с другой стороны, на них лежит тяжкое бремя охраны как могущих ненароком оказаться в руках бестолковых ученых государственных тайн, так и самих ученых от теоретически возможного тлетворного влияния Запада, проникающего в их научные сердца всякими хитрыми путями, в том числе, порой и через некоторые внешне вполне респектабельные и даже почетные и завлекательные предложения и приглашения. К тому же, даже формально они должны по ряду вопросов подчиняться непосредственно компетентным органам (“Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду?” - Игорь, конечно, понимал). На эту своеобразную дихотомию их бюрократического положения Игорю было глубоко наплевать, но вот что ему каким-то особо заковыристым образом сделали несомненный выговор он, безусловно, почувствовал. И хотя он глубоко сомневался в том, что американский коллега пытается уловить его недостаточно патриотическую душу (не сообщил о подозрительном предложении!) через посредство редколлегии прямо в сети ЦРУ или НТС, и, более того, был полностью уверен, что в эту чушь не верят также ни их кагебешный куратор, ни начальница первого отдела, ни, тем более, Директор, но отвечать что-то было надо. Игорь решительно отказался от всяких дискуссий и самым простым образом спросил: