Фелпс удалился, а Янк остался сидеть в конторе с каталогом Фордзона на коленях. Вошел рабочий, положил на стол Фелпса типографски отпечатанный бланк и вышел, не сказав ни слова. Через несколько минут в конторе появилась женщина — это могла быть только миссис Эттербери. Она была в синем кашемировом свитере, синей твидовой юбке, запачканных грязью полуботинках с бахромистыми язычками и с ниткой мелкого жемчуга на шее. Белоснежные волосы на непокрытой голове, чуть взлохмаченные легким ветром, несколько смягчали ее строгий вид. Лет ей было за пятьдесят.
— Здравствуйте, — сказала она. — Неужели я прозевала мистера Фелпса?
Янк встал.
— Он ушел. Минут пятнадцать назад. Торопился в банк до закрытия.
— А я надеялась еще застать его. — Она помахала длинным конвертом с красно-бело-синей каемкой воздушной почты, залепленным марками.
— Давайте я отправлю ваше письмо. Если в этом все дело, — сказал Янк.
Она заколебалась — чуть заметно, но все-таки заколебалась.
— Я поеду мимо почты, и на меня вполне можно положиться. Во всяком случае, в таких делах, — сказал Янк.
— А вы можете пообещать, что не сунете его в карман и не забудете?
— Я возьму его в зубы, — сказал Янк.
— Это не обязательно, но мне нужно, чтобы оно ушло сегодня же. Я миссис Эттербери! По-моему, мы не знакомы.
— Лукас. Я живу в Ист-Хэммонде, снимаю комнату у миссис Фелпс.
— Я так и подумала, — сказала миссис Эттербери. Она внимательно пригляделась к нему.
— Даю вам слово, что в таких мелочах мне можно довериться.
— Я не поэтому на вас уставилась… Простите, — сказала она. — Ваша фамилия Лукас? Правильно?
— Да.
— Значит, вы Янк Лукас?
— Да. Откуда вы меня знаете?
— Я видела несколько ваших фотографий, и мне говорили, что у Анны Фелпс новый жилец по фамилии Лукас, а кроме того, я смотрела вашу пьесу. Как вы очутились в Ист-Хэммонде? До сих пор у нас здесь знаменитостей не бывало, во всяком случае, литературных знаменитостей. Как вы сюда попали?
— По чистой случайности. У меня вышел бензин, и я здесь остановился.
— По-моему, у нас не знают, кто вы. Правда? Я слышала, что у Анны Фелпс живет молодой писатель, но ни слова о том, кто такой. А вы, оказывается, автор пьесы, которая пользуется таким успехом на Бродвее.
— Лукасов на свете много. Когда вы видели мою пьесу?
— С неделю назад, нет, раньше. Да, нас пригласили посмотреть спектакль на другой день после премьеры. Наши друзья, они страшно интересуются театром. Платят за билеты бешеные деньги, но ведь так приятно сказать, что вы видели пьесу, которая гремит. По-моему, ваша страшно интересная.
— Другими словами, она вам не понравилась, — сказал Янк.
— Ну… все зависит от того, как понимать слово «понравилась». Вы, конечно, не собирались развлекать публику в обычном смысле этого слова. Ваша пьеса… вы меня простите… она не возвышает. Но героиня в ней великолепная. Великолепно сыграна, и образ, вероятно, правдивый. Я таких женщин не знаю, так что не мне судить. Я, наверно, не то говорю. Я была знакома только с двумя драматургами. С Филиппом Берри — мы встретились с ним в Хоуб-Саунде, прелестный человек. Ну и, конечно, с Ноэлом Коуардом в Лондоне, еще до войны. А теперь вот вы — и где! На нашей нелепой старой ферме, которую мы просто обожаем. Какой контраст! Самый наш утонченный драматург и Коровий рай, как называет ферму мой муж.
— Контраст не стольуж велик. Я ведь скромный провинциал.
— Ну, это, увы, наверно, уже в прошлом. Какой журнал ни возьмешь, везде о вас пишут.
— Я видел только два: «Тайм» и «Ньюсуик». И в обоих глупости.
— Да, Гарри Люс странный человек. Отрастил себе такие косматые брови и взвалил всю тяжесть мира на свои плечи, — сказала она. — От всего этого вы и убежали сюда? Работаете? Отдыхаете?
— Работаю, — сказал он. — Работа для меня лучший отдых.
— Приезжайте к нам на ленч в воскресенье. Мы будем своей семьей. В час дня. Конечно, если захотите.
— С удовольствием.
— Прекрасно. И вот мое письмо. Вы не забудете его опустить? Женщина, которой оно адресовано… там внутри чек… в отчаянном положении, сидит без денег.
— Это мне знакомо, сам испытал, — сказал Янк.
Миссис Эттербери вышла, и, глядя, как она идет к большому дому, он понял, откуда у ее дочери такая фигура и такая походка.
В воскресенье Янк ничего не сказал Анне Фелпс о приглашении к Эттербери. Ей не понравится, что его пригласили на ленч, но она не подаст виду, а, узнав, куда он ездил, может быть, даже открыто выскажет неудовольствие, что ей ничего не сказали. Но с этими осложнениями он будет разбираться, когда они возникнут. Он рассчитал свой приезд к Эттербери так, чтобы появиться в пять минут второго. Его встретил лакей и провел на застекленную боковую веранду. Миссис Эттербери и ее муж сидели за газетами.