Наша звезда закатывается.
Узнаем, что 139-й подходит и собирается взять нас приступом.
— Они уже напирают на решетку, — докладывает мне капитан.
— Через эту самую решетку снимите их авангард. Пли!
— Но ведь начнется резня.
— С нами разделаются еще хуже, если они почувствуют, что мы боимся. Пойдите скажите им, что вы будете стрелять, если они двинутся с места.
Они остались на месте, и вовсе не из страха, — признаю это, — а потому, что хотя они и не на нашей стороне, но страдают, как и мы, и в сердце у них тоже раны патриотов.
Все равно! Я послал за патронами на пост вольных стрелков; ими командует лейтенант, мой бывший товарищ по нищете, с кем мы вместе терпели и голод и холод.
В нем я по крайней мере уверен: он не откажет в боевых припасах.
Так нет же, черт возьми, — он отказал в них!
С тех пор как этот отщепенец нацепил эполеты, он стал вполне благонамеренным. Возможно, он даже рассчитывает получить крест или патент на офицерский чин в регулярной армии. И если он будет драться, как лев, то только как такой лев, которому надоело поститься в пустыне и который стремится к корму зверинца и аплодисментам толпы.
А!.. Есть от чего разбить себе голову об стену!
С мусульманским спокойствием ожидали мы конца драмы среди селедочного запаха и винных паров.
Ах, эта селедка! Мой шарф пропах ею. Красное знамя, неизвестно откуда взявшееся и водруженное перед моим пюпитром, тоже пропахло ею. Порох, деньги, — какие у нас есть, — все пропиталось запахом взломанных на дворе бочонков.
Можно подумать, что находишься на Рыбной улице в Лондоне, а не в цитадели инсургентов предместья Ла-Виллетт.
Мало-помалу цитадель эта опустела. Отправившиеся за новостями не вернулись. То ли их захватили в плен, то ли они сами не захотели вернуться в осиное гнездо, уже отмеченное гневом буржуазных батальонов.
Нас осталось там всего несколько человек. И мы ничего не знаем о том, что творится в Париже.
Только что получена депеша:
«Мэру XIX округа».
Это я — мэр, потому что на мне шарф.
Распечатываю и читаю: «Порядок восстановлен без кровопролития».
Нужно поскорее удирать. Я едва держусь на ногах от голода, изнываю от жажды.
Подавленный, усталый, сонный, вхожу в ресторан, куда в полдень мы с товарищами заходили обычно перекусить. Я застаю здесь тех, кто не явился ночью: они или боялись меня, или ждали конца, чтобы на что-нибудь решиться.
Концом будет, несомненно, мой арест, и в очень скором времени. Возможно даже, что меня сцапают прежде, чем я успею доесть яичницу.
Жалкие люди! Они уткнулись носами в тарелки, делая вид, что не замечают меня; сдвигают стулья, чтобы я не сел за их столик.
Я все-таки подхожу к ним.
— Меня заберут как инсургента, как вора. Я выставлю вас свидетелями.
Они не дают мне кончить.
— Гм... Гм... Черт!.. Как?.. Но... В конце концов вас никто не заставлял захватывать мэрию. Вы, может быть, спасли Ришара, изолировав его от толпы, но, если б вы не заняли его места, этим людям и в голову не пришло бы душить его... Говорят, будто вы велели расстрелять Луи Нуара, и он сам подтверждает это!..
Мне стало противно. Я проглотил стакан вина и чуть ли не бегом направился к ратуше.
Никаких следов ночного мятежа, почти не видно часовых, на стенах ни одной царапины от пуль. Безмолвен дом, пустынна площадь.
— Пожалуйста, на десять су серого мыла. Да, да, на десять.
И я побежал домой и превратил свою комнату в ванную; я выпросил у приятельницы-соседки одеколону, чтобы спрыснуть свою куртку. Опустил ноги в воду и взялся руками за голову.
Вот я и чист. Теперь, если меня по дороге и оцарапает какой-нибудь штык, я попаду в больницу в чистой рубашке и свежих носках.
А то, что мне могут продырявить кожу, — очень возможно. Я непременно еще раз зайду в мэрию, после чего буду считать себя вправе исчезнуть и скрыться от преследований.
— Пожалуйста, еще немного одеколону. Скажите, соседка, от меня все еще пахнет селедкой?.. До свидания!
— Вас арестуют, господин Вентра?
— Думаю, что да.
— Оставайтесь дома.
— Так меня заберут здесь, только и всего.
Она слегка краснеет. Мы с ней близки. И, пряча свою душистую мордочку в моей все еще зловонной бороде, она предлагает мне:
— Я спрячу вас у себя.
— Невозможно! Но если я не вернусь, пришлите мне белье. И одеколон... побольше одеколону! Заранее благодарю вас!