После школы с отличием встал выбор между биофаком и медом.
Выбрала медицинский и училась, так училась, что всем на зависть только. Никто и не подозревал, что целью у этой очень симпатичной девушки была вовсе не карьера, а отец.
Мама болела последние годы, и пятый, и шестой курс. Всё началось с гриппа, казалось бы, такого обычного и практически безопасного, как всегда перенесённого на ногах, а закончилось миокардитом.
Причём и миокардит выявили достаточно поздно, когда уже развилась сердечная недостаточность. Мама лежала в терапии и умерла в терапии на руках у своего лечащего врача. Она много говорила с ним, рассказывала всё о себе и об единственной дочери, а он слушал, внимательно впитывая каждое слово. Она просила позаботиться о её девочке, он же обещал, потому что понимал, что уже любит...
Он был тем человеком, который принёс самую горькую весть Маше. И тем, у кого она плакала на груди, изливая горе. Он был тем, кто подставил свои руки вместо материнских, кто взял на себя заботу и кто вёл её к воплощению мечты.
Она никогда не сомневалась в нём. Никогда, до той ночи...
Ровно в два она стояла у кабинета Самойлова. Он опаздывал с обеда. Секретарша очень оценивающе осматривала её. Это было неприятно.
Маша любила, когда в ней видят личность, а вовсе не то, как она выглядит. Хотя она старалась.
Ждать пришлось около часа.
Он не извинился за опоздание, а просто пригласил её в кабинет. Пролистал бумаги, прочёл лишь выводы.
– Мария Викторовна, давайте начистоту. У вас хорошо выполнена работа, но я не верю женщине в науке. Я напишу рецензию на вашу последнюю статью, но поймите, перспективы у вас нет. Вы хотите после защиты работать под моим началом? Вы рассчитываете на профессиональный рост? Бросьте. Ваше дело – детей рожать. Неужели ваши мама с папой не потрудились объяснить вам, в чём предназначение женщины?
– Объяснили, особенно отец.
– Тогда о чём речь? Нет, конечно, ваш труд должен быть вознаграждён и кандидатом наук вы всё же будете, но... Милая моя, я же вам добра желаю.
– Я поняла, спасибо.
Маша вышла из кабинета, стараясь не хромать. И спиной чувствовала взгляд. Было ужасно противно. И мерзко.
Всю свою жизнь она мечтала, чтобы он оценил её как учёного и гордился, а он изначально уверен, что женщина – значит, курица или кошка, способная лишь к воспроизведению потомства.
Возвращаться на работу не было никакого смысла.
Рабочий день закончился, а на душе скребли кошки.
Достала телефон и набрала номер мужа.
– Саш, я тут у кафе «Венеция». Подходи, поговорим под спагетти.
Он пришёл довольно скоро. В руках была роза.
– Это мне?
– Да. Я вдруг подумал, что никогда не дарил тебе цветы.
– Спасибо! – она поцеловала его, сначала просто в щёку, но он не отпускал.
Со стороны могло показаться, что это молодые влюблённые, но никак не муж с женой, прожившие вместе шесть лет.
А её отпустило, камень упал с души, и дышать и жить стало легче. Мир расцвёл, пусть в эту холодную промозглую погоду, но приобрёл цвета, краски. Она освободилась. Теперь уже точно и навсегда. Она больше не стремилась к любви отца, она забыла о предрассудках. Они сидели и ели пиццу, спагетти не хотелось.
– Расскажешь?
– Сначала ты.
– Он мудак.
– Что? Ты о профессоре Самойлове? – он не мог удержаться от восхищения и смеха.
– Да, но это так здорово. Понимаешь, я не хочу его любви, я свободна от него. Я не хочу, чтобы он мной гордился, я не хочу его покровительства, я видеть его больше не хочу.
– Значит, я обрёл полноценную жену.
– Ты тоже считаешь, что женщина и наука несовместимы?
– Нет, Маша. Я считаю, что его тень больше не будет жить в нашем доме. Я все годы с тобой старался создать тебе условия для работы. Наверно, не потому, что это твоя блажь, а потому, что ты достойна.
– Саша, давай вернёмся к тем фотографиям.
– Давай. Я не был девственником до тебя. У меня были и женщины, и мужчины. Тебе нужны подробности?
– Нет. С меня достаточно.
Они вместе шли домой, никуда не торопясь и ни о чём плохом не думая.
Тени прошлого остались где-то там... А здесь и сейчас начиналась новая жизнь...
Как же прав был Глеб, как прав.
Он был другом. Единственным настоящим другом. Она так виновата перед ним.
Но ничего, всё в жизни поправимо, пока живы все.
Не зря Господь свёл их, не зря она буквально наехала на него, а он оказался таким замечательным человеком.
И именно он видел в ней человека, видел личность. Сейчас дома, в первую очередь она напишет ему. Повинится, и он простит, потому что друг, а друзья всегда прощают – на то они и друзья.
Он же реальный, не призрачный. Да, и про сексуальные меньшинства надо почитать, и будет она с ним спорить, хотя она уже не была настроена на спор.
Нет предпочтений одних людей над другими, есть просто люди. А каждый человек индивидуален.
И наверно, не ей судить, кого любить правильно, а кого нет. Главное – любить и быть любимыми.
Она рассмеялась.
– Что, Маша?
– Нет, ничего. Просто подумала, что ещё неделю назад я была совсем другой.
Пришлось доплатить соседке за дополнительное время с Анечкой. Весь оставшийся вечер они играли втроём с ребенком.
А потом она наконец включила комп.
Она читала мейл от Глеба, улыбалась и плакала. Плакала от переполнявших её чувств. Потому что он действительно стал родным и близким.
Пальцы сами застучали по клавиатуре, печатая ответ:
«Прости меня, пожалуйста! Хорошо?
Я была тогда сама не своя. Я не имела права.
Ты не поверишь, сегодня произошло так много всего. Но всё к лучшему. Я выросла.
Детство закончилось, вместе с мечтами и глупыми идеями.
Я поняла, что доказывать что-то важное надо не кому-то, а самой себе. Я всю жизнь старалась быть лучшей, чтобы мой отец меня оценил. Я мечтала, понимаешь, Глеб?! Я жила этими мечтами, я думала, что он будет мной гордиться. Сегодня я встретилась с ним впервые с глазу на глаз.
А он высказался, что женщина и наука несовместимы. Что моё дело детей рожать. И мне стало стыдно, что он мой отец.
А потом будто и не было всех лет ожидания встречи с ним. Я стряхнула груз, который несла все годы своей жизни, и я готова идти дальше.
Кстати, буду признательна, если ты всё-таки посмотришь мою статью. Самойлова не хочу видеть рецензентом.
С мужем мы поговорили, ты и тут был прав, он бисексуален, хотя всё это в прошлом, это было до меня. А я не имею права судить то, что было до.
Что касается дискуссии, которую мы начали. Её можно продолжать, а можно найти другую тему. Я потеряла свою категоричность. Я просто считаю, что каждый должен быть достоин той любви, которая ему выпадает.
Ещё раз прости, что вот так ворвалась в твою жизнь. Но я рада, что это случилось. Видимо, Господь решил, что мне очень нужна родная душа и послал тебя.
Спасибо за всё! Пиши, не пропадай, ты мне очень нужен!»
====== Не ведал, не гадал – где найду, что потерял... ======
С утра ушибленное колено ныло так же сильно, но Глеб уже притерпелся. Да и не хотелось оставаться дома – опять нахлынут мрачные мысли, тоска навалится. Лучше уж дохромать до работы.
Невыключенный с вечера ноутбук мигал значком оповещения – новое письмо в почтовом ящике. Поддубный поморщился. Опять какая-нибудь задержка оборудования?
То, что письмо было от Марии, а главное – каким оно было, оказалось началом целой цепочки событий, навсегда изменивших жизнь Глеба Олеговича Поддубного, так лихо переломленной вчерашним сумасшедшим днём.