Нет, она не хочет ничего знать о тех фотографиях, их не было. Не было и всё. Надо вычеркнуть их из памяти, их даже в компьютере не осталось.
Она любит мужа, любит так, что готова простить. Если есть, что прощать. Вспомнила все шесть лет их брака. Как они жили? Чем? Гонка, сплошная гонка с самими собой. Всё время вперёд, всё время работа, много работы. Сколько времени они провели вдвоём, подле друг друга за эти годы? Считанные дни, которые можно по пальцам пересчитать. Где они были вместе и когда?
В зоопарке с дочерью. Это был такой праздник.
Она вспомнила, как молила Бога, чтобы этот день не кончался. Вспомнила Сашины глаза, которые смотрели на неё так тепло, с восторгом и трепетом одновременно. Потому что он любил её, однозначно любил.
А что ещё можно вспомнить? Первые пару месяцев в самом начале, которые провели в постели? И результат не заставил себя ждать, она забеременела. Вспомнила, как расстроилась тогда, ей предлагали науку, а случилась дочь.
Но Саша рассудил, что всё правильно: сначала ребёнок, а потом всё остальное.
Только это остальное вылилось в вечную пахоту. Ведь на содержание няни, которую взяли как только дочке исполнился год, нужны были деньги, чтобы она, Маша могла заниматься своей наукой. Вот откуда его дополнительные дежурства и работа в двух, а периодически и в трёх местах. Да и за детский сад нужно платить.
Так в чём она может его обвинять?! И может ли? Он делает для неё всё, а она? Да, конечно, она стирает и убирает, и обеды готовит. Но всё это такая рутина, жизнь где? Перекинуться парой фраз на работе и то работают они в разных отделениях. То есть общение сводится почти к нулю. Или дома за ужином. О чём они говорят? О работе, о тяжёлых или сложных больных, о коллегах и конфликтах. Вот и всё. Они даже в кукольный театр водят дочку по очереди.
Вот так любовь разбивается о быт. Вдребезги разбивается, потому что быт затягивает, засасывает и подменяет саму жизнь.
Решение пришло само собой – она не позволит.
Не позволит умереть любви. И вовсе не потому, что боится одиночества, хотя врёт – боится и одиночества тоже.
Но больше всего боится потерять Сашу. Она просто не может его потерять. По одной причине – она его любит. Настолько, что готова стерпеть всё.
Кажется, она совсем не права в своих мыслях, что-то её уносит вовсе не в ту сторону, она ищет оправданий, сама выступает адвокатом и обвинителем, готова к унижению и покорности, так не свойственных ей.
Надо спросить совета. Глеб, вот кто ей поможет, вот кто подскажет и поймёт.
Тихонечко, чтобы не потревожить Сашу, она выползла из кровати и открыла компьютер.
«Дорогой Глеб! Ты знаешь, я написала так и поняла, что ты действительно стал мне дорогим за то непродолжительное время, как мы общаемся.
Хочу снова просить твоей помощи, потому что заблудилась в трёх соснах и выхода найти никак не могу.
Скажешь, что снова я о себе любимой, да не настолько уж и любимой, но о себе. Нет, я не говорила с мужем о тех фотографиях, и похоже, что никогда не начну этого разговора, потому что боюсь услышать ответ, боюсь, что в его жизни есть ещё кто-то, кто живёт в его душе.
Я не верю, потому что не хочу верить. Я люблю его, понимаешь, люблю и готова закрыть глаза, готова ради своей любви получать хоть крохи внимания, довольствоваться огрызком от яблока, понимаешь?!
Осуждаешь, я знаю. Какая-то часть меня тоже осуждает, наверно, та самая часть, которая заложена воспитанием, гордостью, собственным я.
Я сегодня анализирую всю нашу с ним совместную жизнь и понимаю, что это просто гонки с препятствиями, что быт всё съел. Всё, понимаешь, абсолютно всё. Что любовь и чистые отношения были до замужества, когда мы были только друг для друга. Когда умели говорить и слушать. Когда могли обнажить друг перед другом души.
А теперь мы умеем только работать, жить ради великого «надо», чтобы вырастить дочь, чтобы защититься, чтобы купить, чтобы не хуже других, и мы сами потерялись во всём этом. Мы вместе и не вместе. Любовь, чувства, забота ушли и подменились чем-то другим, что мы делаем, казалось бы, ради той же любви и вроде заботимся, но это рутина, бездушная рутина. Понимаешь?!
Я не заметила, как мы перестали говорить друг с другом, как всё съел быт.
А я люблю его. Всё так же люблю. Вот и задаюсь вопросом – что я могу сделать ради любви? Отпустить точно не могу. По той же самой причине – люблю! Наверно, я эгоистка, наверно, любить нужно, отдавая, а я готова в ногах валяться и унижаться, только бы не бросил, потому что потеряв его, потеряюсь сама.
Кстати, насчёт дежурства он не соврал, он дежурил, подменял врача из другого отделения. Всё, чтобы заработать, чтобы для нас, понимаешь? Что же случилось? Как исправить всё, как вернуть чистоту?
Я понимаю, что и в неведении жить тоже нельзя. Этот червяк поселился и будет точить. Я стану осторожной и настороженной, я буду делать неправильные выводы. Вслед за которыми последуют необоснованные эмоции. Всё ведёт к разрушению...
А я не хочу, я ЛЮБЛЮ!!! Помоги мне, пожалуйста, помоги!»
Она даже не стала перечитывать письмо, а просто нажала на «отправить».
Потом выключила комп, как раз в тот момент, когда ей пришло письмо от Глеба. Но она не видела его.
Она прошла в ванную комнату, умылась, но слёзы было не остановить.
Снова вернулась в спальню, заглянув предварительно в комнату дочери и укрыв её одеялом, прижалась к мужу и прошептала ему в спину:
– Если бы ты знал, как я люблю тебя, Саша.
А он улыбался во сне.
====== Ты на самом деле хочешь быть огрызком от яблока?! ======
Утром, собираясь на работу, Глеб несколько раз споткнулся об огромный, набитый доверху мусорный мешок. Вчера не было никакого желания вытаскивать эту махину к мусоропроводу. А сегодня вчерашняя спонтанная генеральная уборка казалась жалкой попыткой отыграться на ни в чём не повинных вещах. Будто выбросив их, Глеб избавится от воспоминаний и сожалений. Ну да, как же. Взгляд то и дело цеплялся за непривычную пустоту на столике рядом с диваном – фотография в рамке стояла там столько времени, что превратилась уже в элемент интерьера.
Окончательно разозлившись, Глеб задвинул столик в угол, чуть не сломав ему ножку. А мусорный мешок так и остался в прихожей – время поджимало.
На кафедре Глеба ждали проблемы. Секретарь не стал звонить ему прямо с утра на мобильный, пока шеф был за рулём. Понимал, что от таких новостей Глеб Олегович озвереет и, не ровен час, угодит в аварию. Поддубный действительно озверел. Последняя серия экспериментов его научной группы оказалась под угрозой срыва из-за задержки оборудования. Дополнительная проверка на таможне. Вот что за ересь, а? Какому идиоту в голову пришло, что биохимические анализаторы можно использовать для производства наркотических веществ?!
В результате вместо того, чтобы заниматься делом, Поддубный целый день мотался по инстанциям, вызванивал нужных знакомых, оформлял бумаги, писал пояснительные записки и на пальцах объяснял далёким от науки людям, что именно делается на этих злосчастных анализаторах. К вечеру Глеб выдохся, до ушей налился чёрной желчью и чувствовал себя таким же тупым, как толпа чиновников, с которыми пришлось общаться целый день.
Одно радовало – оборудование удалось отвоевать и завтра утром его доставят.
Уже подъезжая к дому, Глеб сообразил, что целый день провёл на кофе и сигаретах. Желудок немедленно заныл, требуя уделить внимание и ему. Интересно, а дома есть хоть какие-то продукты? Кажется, нет, Глеб уже отвык сам готовить, предпочитая питаться в кафе и ресторанах. Вот когда они встречались с Игорем, тот всё время что-то готовил, и вечерние посиделки на кухне были таким праздником. Поддубный в последний момент успел затормозить на красный свет и врезал кулаком по рулю. Игорь, Игорь, опять Игорь! Сколько можно!