— Они изменники, Евгений Владиславович. Нарушили присягу.
— Может быть, — вздохнул он. — В чем причина? У них больше прав, чем у шаманов, и все же недовольны.
Но меньше, чем у чародеев, подумала я, но прикусила язык.
— Они проиграли в войне и не смирились.
Евгений обернулся.
— Хотят развязать вторую?
— Этого не произойдёт.
— А что думает отец?
— Всех, кто хоть как-то сопричастен к группировке, репрессируют. — Я помолчала. — Все же поговорите об этом с отцом. Он переживает, поверьте.
Хозяин фыркнул.
— Репрессии не решат проблему. На страхе поданных далеко не уедешь.
— Пойти с ними на переговоры было бы безрассудством. За этой историей следит весь мир. Позвольте вашему отцу разобраться с зачинщиками бунта так, как он посчитает нужным.
— Стало быть, ты поддерживаешь его?
Я нахмурилась. Меньше всего хотелось обсуждать политику, проводимую архонтом, хоть мы и на Камчатке, но у Санкт-Петербурга длинные руки.
— Если эти меры оградят вас, я согласна.
Золотистые брови взметнулись вверх. Он захотел что-то сказать, но был прерван стуком в дверь. С разрешения хозяина вошел слуга и доложил о просьбе Охотникова прийти Евгению к нему в кабинет.
— Он вызывает меня, как нашкодившего ученика? — свысока поинтересовался наследник.
— Семен Афанасьевич приглашает вас на чашку чая, — почтительно отозвался шаман.
— Ну, хорошо. Пусть в мое отсутствие соберут чемоданы. — Евгений повернулся ко мне: — Можешь сходить к Ангеловой попрощаться.
Я склонила голову в знак благодарности. Доедая на ходу салат, я накинула куртку и захватила темные очки с широкой оправой. За дверью на посту стоял Сергей. Он повернул голову на звук открывающейся двери.
— Хитоми? — громче необходимого спросил он.
— Что такое?
— Как ты…когда ты?
— Ночью.
— Ты снова главная? — с надеждой поинтересовался шаман.
— Я и была главной, никто не понижал меня в должности.
— Что здесь происходит?
За спиной Сергея выросла фигура Самойлова. Сергей посторонился, и перед глазами шамана предстала я. Вскинув бровь, я подошла к нему.
— С этого дня наследник под моей охраной. Ты можешь собрать свои вещи. Благодарю за своевременную помощь. Я не забуду.
Он нагло усмехнулся.
— Только Владислав Алексеевич может отдавать мне приказы и, как видишь, он до сих пор не сообщил о кадровых перестановках.
— Ну, разумеется, — понимающе ответила я и вытащила из внутреннего кармана крутки письменный приказ Демонова. — Прочти.
Самойлов вскрыл приказ и пробежался главами по нескольким строкам, после чего перевел взгляд на меня.
— Не сегодня, так в следующий раз ты обязательно уйдёшь.
— Что? — я скрестила руки на груди. — В следующий раз? Я личный телохранитель наследника, куда я могу уйти?
— Вот именно. Ты не одна из нас, ты японка.
Я нахмурилась, сбитая с толку. Причём здесь национальность? Столько шаманов из зарубежья находятся на службе в России, и ни к кому из них нет претензий. Хоть мы разной национальности, но мы один народ, одно государство. Впервые меня упрекали за происхождение.
— Японка не может охранять наследника, в жилах которого течёт славянская кровь.
Несмотря на то, что я являлась телохранителем наследника, в существующей иерархии Самойлов стоял выше, так как был охранником архонта. Следовало промолчать, как того требовали правила, но мне показалось, что унижая в разговоре меня, Самойлов принижает Евгения, чего я допустить никак не могла.
— С каких пор кровь выступает гарантом преданности?
— Можно быть бесконечно преданной, но чужой.
Боковым зрением я видела, с каким интересом нас слушает Сергей. Если в Илье и Романе можно быть уверенной на все сто, то в верности Сергея я до конца не была уверена. Он вполне мог докладывать Самойлову о проделках Евгения.
— А можно быть предателем, но своим, — сказала я и умышленно задела его плечом.
Сначала Бегунов, теперь Самойлов. Бесспорно, это не совпадение, они заодно, вот только в чем кроется причина их ненависти? Потому что я женщина или потому, что женщина-японка? Я не знала своих родителей. Младенцем меня подобрала чистоплотная и жалостливая старушка, у нее я прожила девять лет, а когда та умерла, то, не выдержав побоев сына умершей, сбежала из дому. Два последующих года я побиралась на улице, голодала; зимой, свернувшись калачиком, спала на грязной мостовой, накрывшись каким-нибудь отрепьем. А как-то раз, в лютый мороз, ночью, какой-то незнакомый мужчина, не японец по происхождению, разбудил меня. Я помню, как он сказал кому-то что-то на неизвестном языке, а затем из темноты вышел другой мужчина во всем черном. Он приблизился, прижал к лицу платок, и я потеряла сознание. Пришла в себя уже в поезде, вымытая и в чистой одежде, о которой раньше даже боялась мечтать. Рядом со мною ехали еще четырнадцать девочек, все шаманы. Мужчина, который меня спас от голодной смерти, оказался будущим тренером.
В Санкт-Петербург каждый год поступают сведения о рождаемости по всему миру шаманов, магов и чародеев. Чародеи знают, в каких местах рождаемость больше или меньше, в какие года чаще нужно посещать страны, города и деревни. В Японии рождаемость шаманов стабильна: ни растет, ни падает. Вместе со мной в «Кинжал» приехали четырнадцать японок, четыре из них скончались в первый год. Собственной стране я была не нужна так же, как родителям. Меня вырастили и воспитатели в России. У меня не было желания узнать, кто я и где мои родственники. От меня избавились, как я родилась, так зачем мне их искать? Я была японкой по крови, но в душе русской.
— Не бери в голову, — сказал Альберт. — Вы с ним не ладили и раньше.
Комната Елизаветы оказалась закрыта. В тренажерном зале ее тоже не было. Я подумала поискать ее у озера и спустилась в холл, как заметила скрывшуюся за углом Василису. Она не увидела меня, так как торопилась. Зачем куда-то бежать 2 января? Я решила проследовать за ней. Завернув за угол, я обнаружила дверь с надписью «Для прислуги». Все еще не понимая, что происходит, я открыла дверь. Длинный коридор со множеством дверей, за которыми находились комнаты слуг. Так как сейчас было утро, все шаманы находились на рабочих местах. Василисы нигде не было видно. Я прислушалась. Ничего. Я развернулась, собираясь уйти, как на цокольном этаже хлопнула дверь. Там находилась прачечная, в другой раз я бы не подумала спускаться, но с чего вдруг чародейке понадобилась прачечная? Одежду они сдавали слугам, да и какая стирка, когда сегодня оставшиеся ученики должны покинуть гимназию? Предчувствуя неладное, я направилась к двери.
На цокольном этаже стояла тишина, Василисы не было. Прикрыв тихо дверь, я аккуратно начала спускаться по длинной узкой лестнице, как услышала крик. Помимо прачечной здесь размещались душевые и раздевалки для шаманов. Крик доносился со стороны женской раздевалки за прачечной. Я перепрыгнула через оставшиеся ступени и побежала туда. Только не это! Пожалуйста, пусть это будет не то, о чем я думаю!
Я бежала так быстро, как только могла. В одной из комнат совершается преступление, а я все еще так далеко. Женской фантазии хватит на все, что годно. Женщины способны на безумные поступки, достаточно даже одного, который перечеркнет всю дальнейшую жизнь. Я боялась думать, что происходит в раздевалке. Они могли покалечить, изуродовать или даже убить Елизавету и лишь потому, что она невеста Евгения. Я знала, я чувствовала, что дружба наследника с Алисой не доведет до добра.
В конце длинного коридора я расслышала изменившийся от бешенства голос Валовой, она крикнула:
— Ножницы мне! Дайте мне чертовы ножницы! Я проучу эту дрянь.
Я услышала крик Ангеловой.
Перед моими глазами замелькали с еще большей скоростью стиральные машины. Я не ощущала ног. Казалось, ноги просто не могут выжимать такую скорость. Наконец, я толкнула плечом дверь в раздевалку, но та была запечатана заклятьем. Я застучала руками.
— Сейчас же откройте дверь! Вы слышите меня? Открывайте!