Записка Элеанор гласила: «Вы знаете, что делать. Калеб. P.S. Будьте начеку».
Тело его доставили самолетом в ротонду Капитолия, где оно находилось в течение двадцати четырех часов, а затем назад в Колорадо; здесь его кремировали, а прах развеяли над ранчо. В соответствие с оставленными Маршаллом указаниями Элеанор управляла его офисом следующие две недели, пока губернатор Колорадо решал, кого назначить на опустевшее место.
В конце концов он назначил самого себя. Опросы показывали, что колорадцы восприняли это решение без энтузиазма, увидев в нем проявление беспримесного оппортунизма. Но его первым официальным актом было увольнение Элеанор Ричмонд – решение, которое вознесло его рейтинг до небес.
– Надеюсь, вы найдете хорошую работу, – сказала Мэри Кэтрин. – Вы ее заслуживаете.
– Спасибо, – ответила Элеанор. – Я уже получила несколько предложений. Не беспокойтесь обо мне.
– Знаете, как человек, воспитанный в католической вере, я без одобрения отношусь к самоубийству, – сказала Мэри Кэтрин, – но думаю, сенатор поступил невероятно благородно. Трудно представить, что в Вашингтоне еще есть такие несгибаемые люди.
Элеанор улыбнулась.
– Калеб думал так же. О чем и написал в нескольких своих записках.
Мэри Кэтрин откинула голову и расхохоталась.
– Вы шутите? Он насмехался над людьми...
– ... за то, что у них кишка тоска совершить самоубийство, – сказала Элеанор, – которое для многих в округе Колумбия является единственным достойным шагом.
– Вы здесь как наблюдатель, – спросила Мэри Кэтрин, – или как участник?
– Все это мероприятие настолько помпезное, что я не уверена, есть ли между ними разница, – сказала Элеанор.
– Понимаю вас, – сказала Мэри Кэтрин.
– Но, отвечая на ваш вопрос – да, меня пригласили участвовать в дебатах.
– В дебатах?
– Да. Вечером в четверг. Между «Симпсонами» и «Законом Лос-Анджелеса». На которых собираются стравить потенциальных вицы-президентов.
– Он рассматривает вас, как потенциального вице-президента? – спросила Мэри Кэтрин.
И тут же устыдилась собственного изумления. Элеанор смотрела на нее понимающим взглядом.
– Я хотела сказать... не поймите меня неправильно, вы отлично справились бы, – сказала Мэри Кэтрин. – Замечательно бы справились. Просто я ничего об этом не слышала.
– Милая, вспомните, как это работает, – сказала Элеанор. – Ни ваш отец, ни любой другой кандидат в обозримом будущем не выберет в качестве вице-президента черную женщину – а если вдруг кто-нибудь решится, то уж точно не меня. Но мое участие в финале принесет ему сколько-то дополнительных очков. И вот поэтому-то меня и пригласили.
– Ну, я определенно буду ждать этих дебатов.
– А вы? Какова ваша роль во всем этом? – спросила Элеанор, взмахом руки очерчивая дымящуюся панораму барбекю.
Мэри Кэтрин уставилась вдаль, обдумывая ответ. Теперь она понимала, зачем поднялась на борт судна: чтобы отойти в сторонку и посмотреть оттуда на свою жизнь. Тот же самый импульс, возможно, руководил большинством пассажиров. Беседа с Элеанор оказалась именно тем, что ей требовалось.
Элеанор с первого взгляда вызывала доверие и ее подмывало сказать правду: с ее отцом что-то не так. Что последние два месяца она наблюдала за каждым его шагом, слушала каждое его слово, использовала весь свой врачебный опыт, чтобы разгадать загадку – что же творится в его мозгу. Что она тратила два часа каждый день на приватные терапевтические сеансы, пытаясь вернуть его назад. И что чем глубже она в это погружалась, тем сильнее чувствовала одиночество и страх.
Но ничего подобного она, конечно, сказать не могла. Она должна изображать пустышку.
– Да черт его знает, – сказала она.
Элеанор прикрыла рот ладонью – жест, выглядящий неуместно и мило в исполнении жесткой женщины средних лет – и рассмеялась.
Мэри Кэтрин продолжала:
– Моя роль сводиться к тому, чтобы быть красивой, но не слишком, умной, не не очень, спортивной, но в меру. Думаю, на самом деле им нужна очаровательная студенточка. Ну вы понимаете – в джинсах и свитере, прямо из кампуса. А вместо этого им достался невролог. И я не могу бесконечно целовать ВИЧ-положительных младенцев, публике это довольно быстро приедается. Так что сейчас моя жизнь вроде как на паузе – пока все не устаканится.
– Ну что ж, у всех у нас случаются в жизни переломные периоды, – сказала Элеанор, – вроде президентской кампании. Иногда они оказываются благотворными.