– Уверен, что наличие лампочке обязательно для больших мерседесов. Она, наверное, сломалась.
– Ага, – согласился мужчина грустно. – Наверное, придется все обшаривать.
Он приподнял левую руку Мерриама и отодвинул ее в сторону, осторожно, но решительно. Затем он улегся на живот, заполз внутрь по грудь, прижав Мерриама к сиденью, и принялся шарить по потолку машины, который теперь стал полом.
– Проклятье, – сказал он. – Его нигде нет. Ты уверен, что у тебя был бумажник?
– Так точно. Может, его выбросило из машины?
– Дерьмо, – сказал мужчина. Он забрался внутрь еще глубже, по пояс, еще сильнее вдавив Мерриама в сиденье. Судя по его дыханию, с тех пор, как он держал в руках зубную нить, прошло несколько десятилетий.
За закрытыми веками Чейза Мерриама замерцал теплый розово-оранжевый свет.
– Дерьмо! – повторил мужчина и яростно задергался, пытаясь поскорее выбраться обратно. В процессе он слегка усугубил причиненный Чейзу Мерриаму ущерб. – Сроду они не приезжали так быстро!
– Не двигаться! – проорал неподалеку голос, который мог принадлежать только копу. – Вы арестованы!
Ответом ему был топот. Мужчина бросился бежать. Коп последовал за ним; они продрались через какие-то кусты и скрылись. Затем снова донесся звук шагов: спокойных, неспешных.
– Отличная машина, – сказал коп. – Я и не знал, что эти красотки бывают полноприводными.
До начала дебатов оставалось меньше пяти минут. Вдобавок к гигантскому выставочному залу, где по большей части и проходило Межгородское Собрание, в «Маккормик Плейс» имелся собственный театр, который сейчас заполняли представители публики, выбранные случайным образом из десяти тысяч типичных американцев Огла.
Элеанор Ричмонд, находясь в гримерке во власти профессионального гримера, поразилась тому, что вовсе не волнуется.
Это было странно, поскольку очень скоро ее должны были показать по национальному телевидению. В последнее время она довольно часто попадала на национальное телевидение, но в этот раз ей предстояло вступить в словесную схватку с тремя людьми, каждый из которых был куда искушеннее ее. Уж не пресытилась ли она известностью настолько, что ей теперь все равно?
Кто-то стукнул в дверь и тут же распахнул ее, так что Элеанор не успела послать визитера подальше. Это оказалась Мэри Кэтрин Коззано. Она быстро проскользнула в комнату, нервозно оглянувшись через плечо, и спиной захлопнула дверь. В руках у нее был букет голубых цветов.
– Простите, я не хотела, чтобы меня здесь видели, – сказала она. – Пойдут разговоры, что у меня завелись любимчики.
– Эти цвета – их подарил вам поклонник или просто какой-то подхалим? – спросила Элеанор, рассматривая букет. – Красивые.
– Взяла у флориста, – сказала Мэри Кэтрин. – Они для вас.
– О, как мило! Спасибо!
– Я взяла голубые, они символизируют правду, – сказала Мэри Кэтрин, – потому что вы всегда говорите правду.
– Ну, не всегда, – сказала Элеанор, – но достаточно часто, чтобы у окружающих при виде меня начинался трясунец.
– Выглядите великолепно, – сказала Мэри Кэтрин. – Надеюсь, вы их перещелкаете.
Элеанор не удавалось уловить причину собственного бесстрашия, пока она не уселась на свое место. Пришла она последней. Остальные диспутанты были: белый мужчина; англизированный латиноамериканец; женщина среднего возраста, светловолосая и голубоглазая. И все блистали совершенством. У всех были красивые лица с крупными, ясными чертами, которые хорошо выглядят по телевизору. Они были уравновешены, подстрижены, накрашены, одеты и подготовлены. Она чувствовала себя так, будто вломилась на вручение «Оскара».
Ей отводилась роль манекена, не более. Шансов стать кандидатом в вице-президенты Уильяма Э. Коззано – какую бы там симпатию они с Мэри Кэтрин друг к другу неиспытывали – у нее не было никаких. Вот поэтому она и не волновалась.
Менее чем в сотне ярдов от участников дебатов Кир Резерфорд Огл сидел в удобном крутящемся кресле в центре Ока Ки. На время Национального Межгородского Собрания платформу с контейнером ГОСПОД загнали в самое сердце «Маккормик Плейс», соорудив всю остальную инфраструктуру вокруг него – платформа, на которую каждый вечер поднимались Коззано, располагалась прямо над ним.
Уровень вовлеченности сегодня был хоть куда – светились аж девяносто девять экранов. СОР-100 поначалу была несколько неорганизованной и ненадежной группой, но благодаря постоянной практике сплотилась и дисциплинировалась.
Это успокаивало, потому что Ки Оглу было страшно. Номер с вице был самым трудным. Практически все его запарывали. За последнюю неделю Огл глаз не мог сомкнуть, не увидев висящие перед ним призрачные лица: Никсон, Агню, Иглтон, Буш, Куэйл, Стокдейл{80}.