– Марко Гутьеррес, мэр Браунсвилла, Техас, и сооснователь международной экологической группы «Токсичные Границы», – крупный латиноамериканец с большими черными глазами и при усах. Он сидел, откинувшись в кресле и поглаживая усы пальцем. Когда прозвучало его имя, он отнял руку от лица и помахал камере.
Мэй Хантер защелкнула часы Дика Трейси на запястье. Ей захотелось досмотреть до конца хотя бы эту программу.
Камера переключилась на светловолосую и голубоглазую женщину с одной из тех профессиональных стрижек, которые Мэй часто замечала у молодых женщин из центра. Не отводя взгляда, она смотрела прямо в объектив – довольно холодно.
– Лаура Тибодо-Грин, основательница и исполнительный директор «Санта-Фе Софтвеа», которой два года назад не хватило всего тысяч голосов, чтобы стать сенатором от Нью-Мексико.
И наконец, к изумлению и восторгу Мэй Хантер, на экране появилась она!
– И Элеанор Ричмонд из Александрии, Вирджиния, помощница покойного сенатора Калеба Маршалла.
Эта женщина была такой крутой! Она даже не взглянула на камеру и вообще никак не отреагировала на представление. Она просматривала какие-то бумаги у себя на коленях. Затем она окинула быстрым, спокойным взглядом все вокруг, но так и не удостоила вниманием ведущего или телекамеры. Как же она была похожа на принцессу!
И как ужасно он ее представил! Совершенно никак не отразил жизнь и труд Элеанор Ричмонд! Мэй Хантер знала о ней все, она следила за ее карьерой по найденным в мусорках страницам «Нью-Йорк Таймс». Элеанор была героиней нашего времени! Мэй выбралась из кустов и села на берегу Гудзона, чтобы спокойно полюбоваться на свою подружку Элеанор.
Дебаты вел Маркус Хейл, поседевший бывший диктор, достигший той точки в карьере, когда он волен был сам определять свои обязанности. Сейчас он работал на телеканале «Северная Америка», поскольку здесь его не прерывали то и дело посреди предложения, чтобы впарить американской публике средства от геморроя. И теперь, когда кампания Уильяма Э. Коззано превратилась в общепризнанный Феномен, он со всей готовностью согласился выступить модератором дебатов между потенциальными вице-президентами. Он открыл их одним из своих фирменных длинных вступлений, которое сам предпочитал называть аналитическими. В конце концов он добрался до первого вопроса.
И вопрос оказался непростой.
– Все вы молодые люди, чуть за сорок. Вы уверенно можете рассчитывать прожить еще по крайней мере двадцать пять лет. Кто-то из вас, и даже, возможно, не один, может даже сам стать президентом. К тому времени люди, которые родились сегодня, только-только выйдут на рынок труда, и их успех на этом рынке будет зависеть главным образом от экономических и образовательных инициатив, реализованных в следующем десятилетии. Эти инициативы особенно важны для беднейших слоев населения, которые сегодня практически лишены каких-либо возможностей. И здесь не требуется уточнять – я знаю, и вы знаете, что я говорю о чернокожих горожанах. Мой вопрос: какой будет жизнь этих людей через двадцать пять лет, и что бы вы предприняли, чтобы эту жизнь улучшить?
Брендон Ф. Дойл из Массачусетса вызвался первым, и вид у него был испуганный. Такому древнему старику, как Маркус Хейл, было проще простого вытащить на свет столь пугающе сложную проблему. Такому, как Дойл, было куда как труднее разобраться с последствиями, особенно если учитывать присутствие чернокожей женщины, которая могла сшибить его влет в любой момент, когда ей заблагорассудится.
– Ну, прежде всего, Маркус, позвольте заметить, что возможности – для всех, и белых, и черных – это функция образования. Этот принцип принимается особенно близко к сердцу у нас в Массачусетсе, которой может похвастаться множеством блестящих образовательных заведений. Я надеюсь – и намереваюсь добиваться этого – что через двадцать пять лет очень многие из тех, о ком вы говорили, поступят в университет, или в юридический либо медицинский ВУЗ, и произойдет это при полной поддержке правительства, которое начнет относится к этим вопросам со всей серьезностью. И это не то же самое, что поддержка затратных правительственных программ. Я предпочитаю рассматривать образование как сферу инвестиций, а не трат.
Следующим был Марко Гутьеррес, флегматичный, спокойный и уверенный. Эта спокойная уверенность, как и одежда, была подобрана специально, чтобы он выглядел крутым нортамерикано, а не импульсивным, эмоциональным мексиканцем, которых так боялись избиратели из Дулута.
– Что ж, всячески поддерживаю то, что сказал мой друг Брендон, но кое в чем мы с ним все-таки расходимся. Смотрите: образование детей – это моральная обязанность правительства. Не имеет значения, сколько оно стоит. Утверждать, что образование – это выгодная инвестиция, значит не понимать его смысл. Даже если оно будет стоить каждого пенни в закромах Казначейства, мы должны дать нашим детям самое лучшее образование – потому что это правильно.