— Видишь! — обрушилась она на меня, — Видишь! Дерьмо какое-то показывает! Твой дядя Дейв, по доброте душевной, достал мне этот телевизор по очень сходной цене, и кабельное так хорошо ловилось, пока ты не начал дурью мучаться с этим своим…
Ох, мама, мама. Мне оставалось лишь покачать головой. Телевизор был подключен не к розетке кабельного ТВ, а к пиратской антенне-тарелке, стоявшей у нас на чердаке. Чудо еще, что он вообще работал — ну, чудо не чудо, а с кодами, шифрующими сигнал маминого любимого Хаббард-Ченнела, я уже пять лет воюю.
— Ладно, ма, сейчас погляжу; Может, выключишь его пока?
На выключение она не согласилась, но была так любезна, что убавила звук. Я откатил телевизор от стены, заполз за него и проверил провода.
Угу, как и следовало ожидать, Истеркиска опять перегрызла 300-омовый кабель антенны. Попытавшись вывернуть некий шуруп, я сломал ноготь. Взмолился к небесам о металлическом аналоге отвертки — и вспомнил, что с самой 21-й страницы у меня в кармане валяется антипротивопожарный «жучок». Тридцать секунд спустя антенна обрела первозданный вид.
— Ну а теперь как показывает, ма?
— А-а-а, — акнула она. — Все равно раньше лучше было.
— Ну, на лучшее не надейся — пока не разрешишь мне переделать его под 75-омовую проводку.
— И думать не смей! — Она бы выгнула спину дугой — если бы диванные пружины не мешали. — Твой дядя Дейв на телевизорах собаку съел! Как он все установил, так пусть и будет!
— Хорошо, ма. — Что толку с ней спорить… Закончив сборку, я встал и пододвинул телевизор обратно к стене. — Раз так, я сделал все, что мог. Мама вновь врубила звук до максимума. Из своего логова за филодендроном в горшке выскочила Истеркиска и вонзила клыки в мою ногу.
Заткнув рану «Клинексом», я похромал вниз — в мою комнату в подвале.
Подвал, милый мой подвал: я жил там-поживал в уюте и комфорте. Личный холодильник и микроволновка (мои верные друзья по общежитию колледжа), личная телефонная линия, личный матрац, личный шкафчик с ящиками для моих носков и белья и тайником для коллекции CD-ROM-ов из серии «Лучшие хиты „Пентхауза“. Масса места для всех моих компьютерных прибамбасов; конечно, с настоящей квартирой не сравнишь, но после того, как меня выперли из аспирантуры…
22 апреля 2004 года. После славной ночки перед монитором Джек Берроуз выходит из подвала Университетского суперкомпьютерного центра и красными от недосыпа глазами изумленно пялится на праздник жизни вокруг: оказывается, в этом самом уголке кампуса Друзья Деревьев устроили митинг. — Сегодня День Земли! — осеняет его. Но бог с ней, с Землей, — важнее, что среди этих «зеленых» есть офигительные телки! Офигительные, какими только могут быть одухотворенные, длинноволосые, джинсовые, босоногие, не скованные лифчиками, питающиеся вегетарианской пищей, черпающие энергию в самоцветах девицы — если, конечно, такие вас привлекают.
— Меня — привлекают, — решает Джек, плененный особенно соблазнительной парой дерзких сосков. На крыльях вдохновения он мчится в свою квартиру в городе, переодевается и, вернувшись на место митинга, принимается фланировать вокруг основного скопления народа, надеясь заинтересовать девушек своей гениально выбранной футболкой (с надписью: «Спаси дерево. Убей бобра»).
Не проходит и нескольких минут, как вокруг него уже толпятся рассерженные члены Ассоциации Борьбы за Права Грызунов, которые срывают с него футболку и угрожают перевоспитать его путем перемонтажа черепной коробки. От увечий Джека спасает лишь своевременное вмешательство полицейских, которые моментально надевают на него наручники, швыряют в «Черную Мэри» и везут в здание, где заседает Политкорректный Трибунал. Джек уличен в Недостаточном Уважении к Многообразию Форм Жизни, Пропаганде Геноцида Полу-Водоплавающих Грызо-Американцев и Сарказме в Адрес Абсолютно Лишенной Чувства Юмора Группы — и в четыре часа пополудни того же дня выходит приказ исключить его из аспирантуры, изгнать с территории кампуса и уволить с должности ассистента по научной работе. Документы о том, что он должен государству за обучение, переданы в агентство взыскания недоимок, право представлять его интересы на рынке труда — агентству по трудоустройству уцененной рабочей силы, а в комитет Гражданской Службы его родного округа летит извещение, что Джек отныне подлежит призыву на обязательную добровольную службу.
Научный руководитель Джека, доктор Аврам Мехта, на стены лезет от ярости — ибо Джек работал над алгоритмом, который професор уже нелегально продал трем фирмам из частного сектора сразу. Теперь доктору Мехте придется доводить проект до ума силами — б-р-р-р! — второкурсников.
Да, а не забыл ли я упомянуть о моем личном древнем телефонно-аналоговом автоответчике? В тот день меня ожидали три сообщения. Одно — оглушительный писк (кто-то, ошибшись номером, уговаривал мой автоответчик принять факс). Второе — сочиненный и произнесенный компьютером рекламный ролик службы знакомств — и, судя по всему, их автовопросник и мой автоответчик друг другу понравились.
Третье было от Гуннара: «Не забудь — в клубе. Сегодня. 23.00. Приходи. Алоха».
Я нажал на кнопку стирки и выкинул сообщение Гуннара из головы.
5. КАТАКЛИЗМ НАСТУПАЕТ — И САДИТСЯ В ЛУЖУ
«Проснись, Джек».
Ась? Чего? Я резко поднял голову. О нет — неужели опять?
Сонный зевок раздвинул мои губы и выбрался наружу. Я протер глаза, встряхнул головой и обвел тупым взглядом окружающую действительность.
Все правильно. Опять. Опять я задремал, уткнувшись лицом в мой кухонный стол, крепко сжимая в левой руке остывшую, сальную четвертушку оставшейся с прошлых выходных пиццы.
«Проснись, Джек».
Неподалеку от пиццы — банка с содовой (которая наверняка согрелась и выдохлась). За банкой — товарный вагон стандарта НО, над сборкой которого я трудился, когда, уколотый случайным угрызением совести, засунул в «рид-мэн» диск «Конформизм в одежде» и — по чистому совпадению — поставил вагончик сушиться.
«Проснись, Джек».
Кстати, а где же мой «рид-мэн»? Медленно-медленно я сфокусировал взгляд на левой части стола. Ага, вот он. Три румба по левому борту. Хранитель экрана действовал исправно: махонькие крейсеры гонялись за миленькими героями диснеевских мультиков и расстреливали их из огнеметов, превращая в закопченные, окутанные клубами дыма скелеты.
«Проснись, Джек», — пробубнил «рид-мэн».
— Заткнись, — отозвался я. Машина заткнулась. Экран очистился, дисковод загудел, и моим глазам была предложена: «Глава 7: Как одеться, чтобы босс принял вас за нормального человека?» Дабы измерить силу моего желания читать эту муть, мне потребовалось около тридцати наносекунд. — В задницу, — распорядился я, уронил холодный ломоть пиццы на стол и вытер сальные пальцы о штаны.
— Неверная команда, — ответила машина.
О, чудеса голосового управления и мать их!
— Закрыть файлы, — промямлил я, превозмогая нечеловеческое желание зевнуть еще раз.
— Неверная команда, — уперся «рид-мэн».
Не подумайте, будто машина была наделена разумом. Рудиментарная программа распознавания речи да весьма узкий ассортимент звуковых реакций — вот и все ее достояние. Нагнувшись к самому микрофону, я внятно произнес:
— Закрой свои полигребаные файлы.
— Полигребаные файлы не открыты, — ответил «рид-мэн» с твердокаменной серьезностью, на какую способны лишь машины. — Показать вам список открытых в данный момент файлов?