Хавьер прижался щекой к холодному, склизкому бетону. Сердце билось о рёбра — глухо, часто, как барабан. Он пытался восстановить дыхание, но каждый вдох был пыткой. Запах. Он был вездесущим. Это был сложный коктейль из гниющей рыбы, тины, дизельного топлива и неочищенных стоков.
Запах забивался в нос, в горло, оседал на языке кислым привкусом. Хавьера чуть не вырвало. Он сглотнул, чувствуя, как желчь поднимается к горлу. Этот запах, он знал, останется с ним надолго. Как шрам.
Он посмотрел на Еву. Она держалась на воде спокойно. Её лицо было мокрым, волосы прилипли ко лбу, но глаза оставались холодными и сосредоточенными. Она смотрела на него, и в её взгляде не было ни страха, ни раскаяния. Только оценка. Словно она взвешивала, представляет ли он всё ещё ценность.
«Сука», — подумал он. Ярость снова начала закипать, но тут он увидел движение.
В нескольких метрах от них, цепляясь за деревянную сваю, барахтался Ариф. Его тело было уже наполовину в воде, он хрипел, и с каждым вздохом из его рта вырывались кровавые пузыри. Он умирал.
Хавьер оттолкнулся от опоры и подплыл к нему, игнорируя Еву. Вся его миссия свелась к этому человеку, захлёбывающемуся кровью и грязью.
Он схватил Арифа за воротник мокрой рубашки.
— Список! — прошипел он, и его голос был похож на скрежет металла. — Где список, Ариф?!
Глаза программиста сфокусировались на нём. В них уже не было страха, только тупая боль. Он попытался что-то сказать, но изо рта вырвался лишь булькающий кашель.
— Говори, твою мать! — Хавьер встряхнул его, не обращая внимания на слабое тело. — Где он?!
— Ты… ищешь… не то… — слова были обрывками, хриплыми и едва слышными.
— Что не то?! В ком он?! — Хавьер чувствовал, как уходит время. Как уходит жизнь из этого тела.
Ариф закашлялся снова, его тело содрогнулось в конвульсии.
— Нет… списка… — прохрипел он. — Не на… бумаге… Он… в них…
Хавьер замер.
— В них? В ком?!
Взгляд Арифа стал совсем мутным. Он смотрел куда-то сквозь Хавьера.
— В… якорях… — его губы едва шевелились. — Акустических… Кросс… Только Кросс… может их… прочесть…
Его голова дёрнулась в последний раз. Тело обмякло в руках Хавьера. Он разжал пальцы. Тело программиста медленно ушло под воду, оставив после себя лишь расходящиеся круги.
Тишина.
Сверху больше не доносилось ни звука.
Хавьер остался наедине с последними словами мертвеца. Нет списка. Якоря. Кросс.
Осознание ударило, как кувалдой по затылку. Стамбул. Гамбург. Все трупы, оставленные на пути. Вся эта отчаянная гонка была погоней за призраком. За ложной веткой.
Он медленно повернул голову. Ева смотрела на него. В её глазах не было удивления. Он увидел там то, что боялся увидеть больше всего: холодный, трезвый расчёт. Она не выглядела разочарованной. Она выглядела так, будто получила именно то, за чем пришла.
Он подплыл к ней. Вода между ними казалась наэлектризованной.
— Ты знала, — это был не вопрос. Это было утверждение.
— Я догадывалась, — её голос был ровным, безэмоциональным. — Я знала, что список — это приманка. Слишком просто для них. Я не знала, что именно они ищут. Теперь знаю.
— И ты привела меня сюда, чтобы он сказал это мне? — ярость в его голосе была сдавленной, низкой.
— Я привела тебя сюда, потому что знала, что команда Рихтер придёт за тобой. И знала, что они приведут меня к Арифу. А ты был хорошим тараном, чтобы пробить эту стену. Ты справился.
Блядь. Она даже не пыталась врать. Этот цинизм был хуже любого предательства. Он был просто инструментом. Одноразовым. Его одержимость, его боль по поводу сестры — всё это было для неё лишь рычагом.
Инстинкт кричал ему свернуть ей шею прямо здесь. Но слова мертвеца вцепились в его мозг. Якоря. Кросс. Она знала больше. Сейчас она была единственным ключом.
Он ненавидел её. Но она была ему нужна.
Это осознание было омерзительнее, чем запах, который их окружал.
В ситуационном центре Aethelred Consortium не было хаоса. Были холод, тишина и стерильность. Единственный звук — низкий, ровный гул серверов. Хелен Рихтер сидела перед стеной из мониторов, её спина была идеально прямой. Она была центром этой тишины, островом спокойствия посреди бури.
На главном экране дёргалось изображение с нашлемной камеры Марко. Хелен видела всё: панику, дым, стрельбу. Она видела, как Хавьер Рейес и неизвестная женщина исчезают в дыре в полу. Провал. Полный, катастрофический провал.
Её большой палец с силой вжимался в подушечку указательного под полированной поверхностью стола. Острая, заземляющая боль была единственным, что выдавало её внутреннее состояние.
«Негативная итерация», — пронеслось в её голове. Эвфемизм для слова «провал». Она ненавидела это слово. Провал — это то, что случилось с её отцом. Он проявил слабость, и система его сожрала. Она не повторит его ошибку.
И тут трансляция с камеры Марко вздрогнула. Её люди, оперативники Aethelred, начали падать. Их убирали профессионально, точными выстрелами. Другая команда. «Чистильщики». Но не её.
Хелен подалась вперёд, её глаза сузились.
Камера Марко упала вместе с ним. Перед тем как сигнал пропал, объектив на долю секунды зафиксировал лицо одного из нападавших. Молодой парень, сосредоточенный, с мёртвыми глазами и гарнитурой в ухе.
Хелен застыла.
Она знала это лицо. Её система, «Оракул», сотни раз прогоняла досье конкурентов. Антон. Позывной «Сыч». Лучший полевой техник и оперативник Дмитрия Воронова.
Русские.
Её взгляд метнулся к другому монитору, где мигала точка маячка, который привёл её команду в эту ловушку. Точные координаты. Воронов не мог оказаться там случайно. Так не бывает.
Он знал. Знал, где и когда нанести удар.
А это означало только одно.
Кто-то передал ему эти координаты. Кто-то из её команды. Кто-то, кому она доверяла.
Её мигрень, которая тупым обручем сжимала череп последние несколько часов, внезапно исчезла. Боль сменилась абсолютной, ледяной, кристальной ясностью. Мысли стали острыми, как осколки стекла.
Она смотрела на погасший экран, но видела не его. Она видела лицо Марко. Его преданность. Его слова. Его быстрый, украденный взгляд на фотографию дочери.
Слабость. Или прикрытие.
Холод, не имеющий ничего общего с температурой в помещении, начал медленно расползаться по её венам. Её враг был не только в Москве. Он был не только в грязных трущобах Джакарты.
Он был рядом. В её команде.
Хелен Рихтер медленно откинулась на спинку кресла. Её лицо было похоже на маску из слоновой кости. В её глазах больше не было боли. Только твёрдость стали и холодное, безжалостное обещание.
Она его найдёт. И она его уничтожит.
Глава 6: Эхо прошлого
Сингапур встретил их липкой влажностью и безразличием. Убежищем стала тесная пластиковая ячейка, которую здесь называли отелем.
Конденсат монотонно капал с решётки старого кондиционера. Кап… кап… кап. Ритмичный, навязчивый звук, от которого нельзя было укрыться. Каждая капля билась о поддон с точностью метронома. Отсчитывала секунды его провала.
Он сидел на краю узкой койки, жёсткой, как доска. Спина болела, рёбра ныли тупой, неотступной болью. В голове стучал собственный, рваный ритм — отголосок перестрелки в Джакарте, адреналинового пожара. Теперь от него остался только холодный пепел.
Капсула была белой и стерильной, как палата. Один иллюминатор, мутный от солёного воздуха, выходил на грузовой порт. За ним раскинулся другой мир — мир гигантских кранов, похожих на доисторических насекомых, мир гудящих кораблей и россыпи огней в маслянистой воде.
Мир движения. А здесь, в этой коробке, время застыло.
Ева стояла у иллюминатора, неподвижная, как статуя. Она не смотрела на порт. Она смотрела в никуда. Её силуэт, вырезанный на фоне ночного города, казался чужеродным, слишком острым для этого мягкого, влажного мира.
В воздухе между ними висело невысказанное: его ярость, её подозрения, её ледяное спокойствие. Он ненавидел эту тишину. Она была хуже крика.
Кап… кап… кап.
Звук царапал нервы, залезал под кожу. Хавьер подумал об «акустических якорях», о которых бормотал умирающий программист. О мелодиях, вшитых в чужое сознание. Может, и у него теперь есть свой якорь? Этот звук. Этот проклятый, монотонный стук капель.
Он заставил себя пошевелиться. Боль прострелила бок. Плевать.
Он потянулся к рюкзаку, достал защищённый ноутбук Люсии. Тяжёлый, как надгробная плита. Положил его на колени. Холодный пластик. Он включил ноутбук, и экран ожил, заливая капсулу мертвенно-синим светом.
Запрос пароля.
Он пробовал десятки раз. Даты рождения, имена, клички домашних животных, которых у них никогда не было. Всё, что приходило в голову. Всё было неправильно. Он смотрел на мигающий курсор, и кулаки сжались сами собой.
И тут, глядя на огни порта, на бесконечное движение, он вспомнил. Место, где всё было неподвижно. Маленькая, выжженная солнцем деревушка в Андалусии, где они выросли. Место, из которого он сбежал, как из тюрьмы, и о котором она всегда говорила с тихой тоской.
Он почти забыл название. Почти.
Его пальцы, разбитые и грязные, медленно набрали слово: Alquería.
Нажал Enter.
Экран моргнул. Пароль был принят.
На секунду его захлестнуло. Он взломал её защиту. Но тут же в груди кольнуло — остро, как иглой. Пароль был таким простым. Таким очевидным. Он просто забыл. Забыл то единственное, что для неё было важно.
На экране открылся рабочий стол. Несколько папок. «Счета». «Контакты». «Aethelred». И одна, без названия, просто с символом лабиринта. Тем самым, что нарисовал кровью умирающий в Стамбуле. Хавьер кликнул на неё.
И экран снова изменился. Вместо файлов он увидел таймер. Огромные красные цифры в центре экрана.
20:00
Под ними строка текста: Протокол «Мёртвая рука» активирован. Введите вторичный ключ или все данные будут уничтожены.
19:59
19:58
Сука. Умная сука. Его сестра. Она предусмотрела и это. Защита от чужаков. Защита от таких, как он. Ярость вернулась, холодная и острая. Он забарабанил пальцами по корпусу ноутбука, пытаясь сообразить. Какой, к чёрту, ключ? Что ещё он забыл?
19:47
Он начал лихорадочно открывать другие папки, пока таймер пожирал время. «Счета». Он пролистывал их. Авиабилеты в Цюрих. Чеки за аренду автомобиля. Счёт из магазина альпинистского снаряжения — ледорубы, кошки, верёвки. Что за херня?
Люсия и горы. Несовместимые понятия.
Папка «Контакты». Зашифрованные переписки. Большинство он не мог открыть. Но в одной, незащищённой, он увидел имя: Доктор Армин Кросс. И адрес. Уединённый санаторий высоко в Швейцарских Альпах. «Санктум Альпин».
15:23
Он открыл папку с лабиринтом ещё раз, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Там был один доступный файл — папка со спутниковыми снимками. Он открыл их. Десятки фотографий санатория. С разных углов, в разное время суток. С пометками. «Слабые точки периметра». «Слепые зоны камер». «Предполагаемый маршрут проникновения».
И тут картинка сложилась.
Это было не расследование. Это была подготовка к штурму.
Всё встало на свои места. Билеты. Снаряжение. Снимки. Люсия не была жертвой, которую заманили в ловушку. Она была охотником. Она сама шла туда. Она готовила свою собственную, одиночную операцию.
А он… он со своей неуклюжей, яростной «спасательной миссией» был не более чем камнем, брошенным в сложный часовой механизм. Он не спасал её. Он всё рушил.
От этого осознания перехватило дыхание. Он пришёл не вытащить её из ада. Он пришёл помешать ей сжечь этот ад дотла. Вся его праведная ярость, вся его вина, которая гнала его через полмира, — всё это оказалось эгоистичным бредом. Он думал о себе. О своём искуплении. А не о ней.
10:02
Он откинулся на стену капсулы. Пластик холодил затылок. Кап… кап… кап. Звук стал невыносимым. Он был спасателем, который топил того, кого пытался спасти. Он был захватчиком.