Байкал для советских людей такого возраста, как Метелица, стал символом, знаменующим новый подход к природе. Именно с Байкала, с охраны его, начало формироваться главное правило любого технического сооружения: никакого вреда окружающей среде, полное сохранение природного баланса и существующего животного мира. С таким девизом строился и Южно-Якутский горно-металлургический комплекс, медное производство на Удокане, закладывались нефтяные скважины в Анадырской впадине. Трудно было, но правило соблюдалось. Кстати, освоение природных богатств в окрестностях Байкало-Амурской магистрали от собственно Байкала до мыса Дежнева уже к началу третьего тысячелетия обеспечило нашу страну всеми мыслимыми сырьевыми ресурсами в количестве, достаточном для действительного планирования экономики на десятки лет вперед…
На берегу, между железнодорожным полотном и водой, стояли старинные сибирские избы, украшенные затейливой деревянной резьбой. Кое-где даже виднелись поленницы дров, хотя Метелица прекрасно знал, что каждый дом получает в избытке любую энергию — для отопления, горячей воды, разных бытовых приборов. Но приверженность человека к открытому огню, зародившаяся в глубинах изначальной истории человечества, оставалась живой и была пронесена в двадцать первый век. И в памяти, всплыли услышанные еще в школе рассказы о первобытном человеке, впервые увидевшем огонь — зажженное молнией дерево, — ощущение близкого, живого тепла от пляшущих языков пламени. А вот когда первобытный человек самостоятельно добыл огонь, с этого момента и началась история энергетики человечества, история драматическая, приводившая к вооруженным столкновениям еще совсем недавно, в конце прошлого века.
Метелица обошел группу туристов, хлынувших к рыбакам, и подошел к чистой, спокойной воде. Присев на корточки, он ладонью зачерпнул воды. Да, байкальская вода была вкусна и холодна. И в чем-то она была похожа на воду старого науканского ручья на мысе Дежнева.
Купе было оборудовано специальной системой связи, и пассажир в любую минуту мог соединиться с самым отдаленным абонентом.
И вот в последние дни все больше стало одолевать искушение включить связь, поговорить с дочерью, с внуком Глебом. И сейчас, когда поезд снова тронулся, он уставился на аппарат, словно в заветную дверь, ведущую в мир. Метелица по внутренней поездной связи лишь попросил соединить его с Москвой… Он заказал номер в старой гостинице, в центре города, недалеко от кремля. Обычно ему предоставляли место в пригородном коттедже-номере на берегу Москвы-реки, в лесу. Но Метелице хотелось пожить именно в гостинице «Москва», когда-то в молодости такой любимой из-за своего местоположения в самом центре столицы. Здесь Метелица иногда ловил себя на мысли: вот проснется он в одно прекрасное утро — и окажется в далекой молодости: в старом Ленинграде, старой Москве. Но сам-то он будет моложе?.. Куда же ушло то прекрасное время? Куда оно исчезает, уходит? И почему этот вроде бы бесполезный вопрос снова и снова все чаще с годами возникает и мучает, не дает ночами спать даже в таком сверхкомфортабельном поезде? Почему чудо и загадка навсегда уходящего времени не только поражает воображение, но и ставит в тупик так называемый здравый смысл? Ведь когда он обратно вернется на Чукотку, все будет вроде бы и то, и все же не совсем то: ведь пройдет какое-то время. И это «не совсем то» не новое, которое появится в его отсутствие, а знакомое, привычное, но над ним уже прошло столько-то дней, прошло какое-то время… Жизнь, время, человек… Рассвет, день, сумерки… А где он сам нынче, Сергей Метелица?
Усилием воли он стряхнул с себя эти мысли.
Поезд пришел на Казанский вокзал, обновленный еще в прошлом веке, просторный и почти безлюдный.
Он спустился в прохладный вестибюль метро и через пять минут оказался на станции «Площадь Свердлова», под гостиницей.
Метелица получил у администратора плотную металлизированную карточку с магнитным кодом-ключом и поднялся к себе в номер.
Окна выходили на площадь.
Черной глыбой высился памятник Карлу Марксу. А ведь Метелица помнил этот памятник еще светлым. И как ни чистили, ни мыли, ни полировали гранит, он все больше и больше темнел. Видно, больше от выхлопных газов автомобилей, отравлявших в прошлом воздух почти во всем мире.