Его мать всегда твердила, что Клод Мэтью Баррет — не просто один из Барретов, в первую очередь он наследник рода Барретов. И чтобы достигнуть определенной цели, он просто обязан совладать своими чувствами. У Барретов чувств нет.
Наверное, так оно и было. Мэт никогда не видел, чтобы отец улыбался, хвалил мать за вкусный ужин. Да что там мать… Кроме чувства гордости за сына, он и по отношению к Мэту не проявлял никаких чувств. Мэт старался соответствовать своей фамилии. Бесчувственный чурбан — иногда ругалась на него Ада. Он не бесчувственный — надо соответствовать и не расстраивать родителей по пустякам. Но все же огорчил отца дважды. Всего дважды на лице Ричарда Баррета возникло нечто, похожее на недовольство: первый раз — когда Мэт захотел познакомить родителей с Адой, а второй — когда провалил защиту.
И если в первом случае, Мэт как-то смог справиться с собой, своими чувствами на резкий отказ отца, то во втором, он едва глянул на него, сидевшего в последнем ряду, ничего не смог с собой поделать. Ничего. Язык стал заплетаться, слова произносились не те. Отец ждал от него блестящего результата, а он подвел — не смог продемонстрировать простенький магический эксперимент. Мэт потом исправился, когда отец, громко хлопнув дверью, покинул аудиторию, где проходила защита. Но это было потом.
И теперь, чтобы вернуть расположение отца, ему надо доказать, что он носит фамилию Баррет достойно. И все шло просто отлично, пока снова не появилась она, Ада.
И опять все мысли наперекосяк.
— Представляешь? Софи… — в сознание ворвался голос Луизы. Какого хрена? Кто такая Софи и что она делала, он еще не расслышал, но зато потом вполне разборчиво: — Рози говорила Эмили, что Оливия видела, как Ада Логан в Центр заходила. Так что если… Это правда, пусть твой отец поспособствует, чтобы ее незамедлительно выкинули с работы и эта тварь вообще не смогла никуда устроиться на службу. Надо же… опять к тебе подбирается.
Мэт нервно с такой силой сжал кулаки, что ногти впились в ладони. И почему магический заслон от болтовни жены рассыпался в самый неподходящий момент? Или Луиза захотела, чтобы последние слова он обязательно расслышал? Как не крути, а она тоже магиня с довольно сильным потенциалом. Только тратит его на глупости.
— Хорошо, — отозвался Мэт мрачно.
Ничего отцу говорить не будет, да и вряд ли он захочет его выслушать. Пусть звонит и говорит ему сама. Мэт толком и не общался с отцом после того позорного провала на защите.
Хмыкнул про себя: а Луиза, похоже, по-прежнему продолжает бояться Аду с ее крохотным магическим потенциалом. Знала бы она, на какую смешную должность в Центре приняли девушку, позлорадствовала бы, наверное. Буфетчица… Это не место для уникальных, пусть и крошечных способностей, Ады.
И на его защиту она пришла, наплевав на обиду.
Мэт тогда бросил все силы на диплом, запустил теорию — отец выбрал для него слишком сложную тему. И он несколько не рассчитал способности, да и «любовь» отнимала кучу времени. Ада потребовала, чтобы Мэт пролистал хотя бы учебник… А ее вытолкали взашей из аудитории по требованию отца. Вот Мэт и провалился.
А Ада смогла бы помочь… Каким-то странным образом, неподдающимся никакому логическому объяснению, она в разы увеличивала чужой, но вот только не свой, потенциал до невиданных значений. Это не было ни секретом для Мэта, ни откровением для нее. Они оба об этом знали…
Улыбнулся про себя. Развалившаяся в руках чашка с кофе — это лишь маленькая толика того, что могла Ада. Еще в студенчестве она раскачивала магию того, кто мысленно разбивал чашку, и этой же магией заставляла чашку сохранять первоначальный вид и форму, а потом просто отпускала. И о, сладкий миг мщения — чашка рассыпалась на осколки в самый неподходящий момент, когда на Аду и подумать было нельзя. И неважно, сколько оказывалось чашек, кружек или стаканов. Она раскачивала магию всех шутников одновременно или по очереди. Очень скоро маги-разрушители из старшекурсников перестали подшучивать в столовой не только над Адой, но и над всеми другими первокурсниками, которые в это же самое время оказывались с ней вместе.