- Педагог-психолог.
- Хорошо. О тебе положительно отзываются. Здесь ты будешь присматривать за детьми во внеучебное время. Следи, чтобы они как можно меньше выходили из своих комнат и не разбегались во время прогулки. Того, кто нарушает правила, можешь смело запирать в карцере. Жить будешь в преподавательском комплексе всю неделю. Покидать интернат разрешается только в выходные дни во внерабочее время. Вот, держи.
Шеф нашёл в столе такую же пластиковую карту, какой пользовался он сам и положил рядом со мной.
- Это ключ от всех дверей, запретных для воспитанников. Твоя смена сегодня в ночь.
После этого я подписала договор, и Виктор Афанасьевич проводил меня до общежития.
К отряду дошкольников, за которым меня закрепили, были приставлены еще двое вожатых. Одна из них - та, что находилась на смене, оказалась моей соседкой по комнате. Её звали Галина. Она прохлаждалась, пока дети отсутствовали. К семи часам они вернулись. Галя посидела с ними в корпусе, сопроводила их на ужин, затем вывела на тридцатиминутную прогулку перед сном.
В нашем отряде числилось сорок семь человек от пяти до семи лет. Почти малыши. Странно, что площадка, на которой они гуляли, больше походила на взлетную полосу. Широкий пустырь. Не было качелей, турников, песочниц, баскетбольных колец, не говоря уже о мячах, обручах, скакалках и прочих уличных игрушках. Неужели интернат настолько беден? Зато на компьютерные двери средства нашлись.
Сами дети неохотно играли друг с другом, не бегали, не смеялись, не шумели. Еле-еле передвигались, болтая руками, кто на месте, кто вокруг деревьев и лавочек. Они молчали и отрешенно глядели по сторонам.
Словно сборище живых мертвецов. Должно быть, они устали. Целый день пропадали на занятиях. И чему таких крошек можно учить столько времени?
Я вышла из корпуса к Галине, чтобы лучше приглядеться к детям.
- Странные у вас воспитанники, - заметила я.
- Почему?
- Обычно дети любят веселиться, а эти тихие.
- У них была непростая жизнь. Вот, видишь.., - Галя указала мне на двух мальчиков, - они родные братья. Их родители покончили с собой, а малыши остались на шее у государства. Они друг с другом не разговаривают. А вот этот мальчик - ненормальный. Родные отказались от него. Все те дети тоже круглые сироты. А вот эта девочка, - она показала мне маленькую, пышную «кудряшку» лет семи, - у неё тяжелая судьба. Её мать трагически погибла в ДТП, а та, к которой она просилась в дочери, умерла в больнице от последствий той же самой аварии. А вот эта...
Я уже не слушала Галю. Кудрявая девочка такая хорошенькая. Она мне сразу понравилась. Я подсела к ней на лавочку:
- Здравствуй, милая.
- Здравствуй, - как тихо она разговаривает.
- Как тебя зовут?
- Нина.
- А меня Тоня. Скажи, Нина, у тебя всегда такие кудрявые волосы? - я осторожно дотронулась до её объёмной, словно львиной гривы, обрамляющей детское лицо.
- Всегда, - она вроде бы улыбнулась.
В это время мимо "взлётной полосы" выгуливали отряд молодых людей, выпускников, в этом году они станут совершеннолетними и совсем скоро покинут интернат (как мне объяснили). Всё было бы хорошо, если б из глубины колонны не прилетел камень прямо в голову Нине. Она заплакала негромко, прижимая ушибленное место. Из того отряда немолодая вожатая выхватила чёрненького парня среднего роста, довольно смеющегося и неестественно закатившего глаза. Всё происходило в пяти метрах от нас.
- Ты опять за старое, Сеня! - закричала женщина. - В карцер захотел? Я тебе устрою!
Но мальчик как будто не слышал. Он заливисто хохотал и не мог остановиться. Вожатая еле тянула его за собой. Остальные ребята как шли, глядя в пол, так и прошли, не поднимая лиц.
Я прижала к себе Нину.
- Милая, не плачь. Наверняка, он не нарочно.
- Он нарочно, - подошла Галя. - Это Сеня. Состоит на учете у психиатра с синдромом крайней жестокости. Все дети в интернате его опасаются. А он больше всех ненавидит эту девочку. Объясняет подобное тем, что у неё смешная причёска. Однажды он поджег ей волосы спичкой. А в другой раз столкнул её с лестницы.
- Но ведь это ненормально! - я была поражена.
- Ничего не поделаешь. Он и есть ненормальный.