— Вы правда поженитесь? — спросила Сими.
— Я в ловушке, — вздохнул Саго. — В ловушке, и это мне нравится.
— Скажи когда, и я подарю ей полицейские наручники, — пообещал Кола.
— А от меня тебе будет ночной горшок, — заключил Эгбо.
Банделе вновь появился в комнате, колонна из железного дерева.
— Джо Голдеру действительно придется пройти сквозь все испытания?
— Как ты не понимаешь, Банделе, — улыбнулся Кола. — Что еще ему делать? В противном случае он будет сидеть на месте и сходить с ума.
— Ты так поступаешь, — сказал Эгбо, — как будто не чувствуешь...
— Тебя я не спрашивал, Эгбо.
Эгбо встал.
— Если ты не прекратишь свои детские выходки, ноги моей в твоем доме не будет!
Банделе ответил ему еле слышно:
— Дверь открыта. Я никогда не забуду, как я этой ночью приехал к тебе за помощью и ты мне в ней отказал.
— Ни в чем я тебе не отказывал.
— Я обратился к тебе, ведь правда? Кола живет ближе, но я приехал к тебе!
— Но просил ты не за себя. Ты просил за гнусного выродка, которого я не желаю знать. Пошли, Сими.
— Прежде, чем ты уйдешь, — сказал Банделе, — я должен тебе передать важное поручение...
— Успеется.
— ...от одной из моих студенток.
Эгбо оцепенел, от гордости не осталось следа.
— От... нее?..
— Да.
— И давно ты молчишь?
— Выйдем.
Позабыв о Сими, Эгбо выбежал из дому. Дехайнва по-женски сочувственно посмотрела на Сими и села с ней рядом на место Эгбо. Саго пытался о чем-то заговорить, но вскоре умолк.
На улице Банделе сказал:
— Я знаю, где она.
— Прежде всего скажи, как ее зовут?
— Слушай меня, Эгбо. Я передам тебе только то, что она просила. Разумеется, я думаю, что она сумасшедшая, но ты, вероятно, сам это знаешь.
— Ради бога, в чем дело? Она беременна?
— Да.
— Понятно.
— И она знает, что вы с Сими по-прежнему... она вас где-то видела.
— Но она пока не наделала глупостей?
— Собиралась. Она пошла в клинику к врачу, этому шуту Лумойе, а он, как водится, вел себя по-кретински. Думаю, что он предложил переспать с ним, а когда она отказалась, заявил, что ничем не может помочь. Тогда Лумойе стал сплетничать по всему городку, а она, сумасшедшая, ударилась в другую крайность. Теперь она собирается родить ребенка и продолжать занятия в университете.
— Где живет этот врач?
— Я же сказал, что должен передать тебе поручение.
— А я говорю, где мне найти этого сукина сына?
— Ты кричишь на меня.
— Скажи мне, где он живет, и не надо мне твоего поручения!
— Как знаешь.
— Постой, — Эгбо схватил его за руку. Он чувствовал, как желчь обжигает его внутренности. — Банделе, Банделе, роль истязателя тебе не к лицу. Скажи мне, где найти этого человека?
— Я могу тебе передать только то, о чем меня просили.
— Ладно, ладно, говори. Где она? Она действительно хочет вернуться сюда?
— Так мне сказали в канцелярии. Они получили от нее письмо.
— Где она?
— Я не знаю.
— Ты врешь, Банделе.
— Не знаю или вру — думай что хочешь.
— Ладно, хватит. Что она просила мне передать?
— Когда ты решишься на что-либо, скажи мне, и я сообщу ей. Кроме того, я обязан убедить тебя в том, что у тебя нет никаких обязательств. Надеюсь, это мне удалось. Вот и все поручение. — И Банделе повернулся к дверям.
— Нет, постой, — Эгбо заглядывал ему в лицо. — Это, конечно, многое объясняет. Видимо, это и было основанием для твоего необычного...
— Не думай, что все на свете вертится вокруг тебя.
— Ладно, не будем об этом. Ради бога, скажи мне о девушке... она такая странная, даже дикая... Я не думаю...
— Мне бы не хотелось вмешиваться в вашу историю. Поэтому прошу тебя, когда надумаешь, передай мне свое решение — и ничего больше.
Теперь Эгбо не пытался удержать его. Он долго стоял на крыльце, а потом зашагал во тьму.
Банделе сразу прошел наверх, и они слышали, как он плещется в ванной.
— Этот человек хочет себя убить, — сказал Кола, — но почему?
— Что ему нужно, — заметил Саго, — так это хороший сеанс дефекантства.
Сими сидела грустная, и Дехайнва неутомимо пыталась ее развлечь.
Они опаздывали на концерт и помнили об этом, но никто не решался встать и сказать вслух. Выставка Секони открылась днем — с пальмовой водкой и мясом черного барана, чья запекшаяся кровь до сих пор пятнала пол в мастерской Колы. Банделе тогда сказал им: «Зачем вам нужен баран? Разве жертвы уже не было?» Мучительную секунду они ждали, что Эгбо вонзит нож ему в горло, и стояли в ужасе, замерев, над дымящейся кровью и разделанной тушей. Но Эгбо лишь небрежно махнул ножом в сторону Банделе, и тонкая струйка бараньей крови потекла по его рубашке. Напряжение сразу исчезло, и смех пришел на смену нелепой враждебности; даже Банделе улыбнулся, вспомнив, что все это делается ради Секони. На холсте Колы краска еще не просохла, но они отнесли его и повесили в фойе театра, где вечером должен был петь Джо Голдер. На открытие пришли все меценаты, включая чету Огвазоров, которые быстро удалились, заметив муху-другую над потоком пальмовой водки. Убой барана, вкус водки и острый запах жареного мяса приходили в голову Эгбо и возвращали его к единственной встрече в святилище над рекой, и он знал, что это отнюдь не трогательное воспоминание, ибо день с той девушкой был огромен, и Эгбо ошеломляла сила ее воли...