Он подошёл. Зеленоватый с лица, левое запястье заклеено пластырем, в правой руке — аптечный пластиковый стаканчик объемом с четверть литра, наполненный кровью. И говорит:
— Ты меня понимаешь, правда? Хочешь пить?
Это смешно, конечно, было до невозможности, что человек со мной говорил, как с собакой или кошкой, но Дью, похоже, вообще не слишком хорошо себе представлял, что мы такое. Коллеги ничего толком не рассказали. Я ему улыбнулся, как сумел — восстанавливающиеся мышцы лица не хотели слушаться.
— Да, — говорю. — Ещё как.
Он поразился:
— Ты говоришь?!
А я:
— Кровь стынет.
Он мне протянул эту мензурочку, и я ее осушил одним глотком. Ну что тут можно сказать? Не то что обед — на четверть обеда не тянет. Кроха, у меня все внутри свело, как еще хотелось. Но я в жизни не видел, чтобы человек дал мне крови просто так.
Не за вечную жизнь, не за мое тело. Не в сексуальном зашоре. Потому, что я голоден, а ему это неприятно.
Мне захотелось сделать ему что-нибудь хорошее. Я вспомнил своего мэтра. Только к нему из всех людей чувствовал что-то сходное — но Бонифатио-то не знал, что я вампир, а Дью знает! Я поразился и сказал:
— Дью, хочешь, я расскажу тебе о нашей физиологии? Я знаю больше, чем твои болваны.
Его, по-моему, ужасно смутило, что я назвал его по имени и что предлагаю квалифицированный разговор. Его вид и его запах выражали примерно следующее: «Совсем ты не то, что я думал». Но если для меня стакан крови — это мало, то для него — вполне достаточно. Дью был довольно-таки тщедушным созданием — белобрысым и худым, без мускулов, можно сказать, да еще и полуслепым — очки носил. За суетой периодически забывал поесть, как я потом узнал. Короче говоря, не тот объект, чтобы спокойно дать вампиру выпить своей крови. Он сделал шаг, его повело, он плюхнулся на стул и говорит:
— Это очень интересно, я с удовольствием послушаю… только вот выпью водички…
— Лучше, — говорю, — красного вина и кусочек полусырого мяса. А потом приходи. Я подожду.
Потом Дью целую неделю приходил каждый вечер. Разговаривать.
Он мне приносил свежую человеческую кровь в пластиковых пакетах. Мало, холодную, но сравнительно годную в пищу. Рассказал, что крутит шашни с лаборанткой, которая имеет доступ к донорской крови. Это меня смешило, но я пил — помогало восстанавливаться. У доноров кровь совершенно никакая на вкус, они во время сдачи спокойные, им скучно. Только пару раз чуть-чуть отдавала адреналином — видимо, донор был новенький и побаивался процедуры. Я Дью рассказал, как это чувствую, он очень интересовался.
Я давно не болтал много, отвык — но ему о себе достаточно наговорил. Он долго пытался представить себе наш образ жизни — похоже, у него получилось. Данные по физиологии записывал — сверять с экспериментальными. Я не спорил.
Дью очень удивлялся, что по мне биологический возраст не определить. Когда я ему назвал год рождения, он долго не верил. Потом уже, когда мы разговаривали о памяти клеток и усиленной регенерации, Дью сообразил, что биологический возраст-то у меня нулевой — я вроде как целиком обновляюсь постоянно, а после тяжелых травм — в особенности.
Он мне рассказал, что кости наших предков — ископаемых кровососущих — человеческие археологи недавно нашли. Но ни один вид нашего типа не выжил, кроме нас самих. Так что, очевидно, наша безумная регенерация — последний козырь эволюции, чтобы нас сохранить. Вероятно, чтобы регулировать численность стада, сиречь человеческой популяции. Не знала вот мать-природа, что упомянутое стадо и атомные бомбы не слишком сокращают!
Дью забавно предполагал, что происхождение у нас — инопланетное или иномирное, но если мы и появились в этом мире извне, то несколько миллионов лет назад. Эволюционировали вместе с людьми, полностью приспособились к человеческой биохимии и научились использовать человеческую кровь практически как собственную.
Он, кстати, говорил, что мы не столько питаемся ею, сколько усваиваем или присваиваем её. Пожалуй, он прав: пищеварительную систему нам заменяет этакая резервная система кровообращения, с дополнительным сердцем, которое поднимает кровь из резервной системы в основную в случае нужды. А третий моторчик, самый мощный, работает только когда мы вытягиваем кровь добычи — гораздо эффективнее, чем можно было бы выхлебать не приспособленной к этому делу глоткой.
Но что интересно… его ж не только физиология, его и психология интересовала. Моя, не побоюсь этого слова, личность. Уникальный в своём роде случай.
Когда Дью узнал, что я комиксы рисую — поразился, а когда я рассказал, под какими именами мои картины по музеям и частным коллекциям развешаны — аж привстал.