Мы окунаемся в прохладу здания, взяв тележку на входе. Камеры фиксируют каждое движение, колонки на одной ноте дружелюбно что-то поют, покупателей мало и они медленно бредут по проходам, будто в музее. В этом царстве жратвы и замороженных, мы со Стивеном начинаем бунтовать, как дети. Он сажает меня в тележку и начинает катать, ловя завистливые, возмущенные или равнодушные взгляды некоторых покупателей.
Затем мы кидаемся друг в друга чипсами и устраиваем дуэль на зефирных палочках. Когда Стивен останавливается возле прилавка с сыром, чтобы сделать выбор, звонит мой мобильник — резко, оглушительно, перебивая музыку из динамиков.
Наверное, это Таня очнулась в пустом доме и теперь пытается узнать, где мы.
— Алло?
Но вместо голоса подруги звучит приятный бархатный голос Джеймса.
— Здравствуйте, Изабель. Это Джеймс Монтгомери.
Я напрягаюсь, превратившись в слух. Вот ведь черт! Он не спал, что ли?
— Я звоню, чтобы извиниться за вчерашние сообщения и разговор.
Его интонации, четкое произношение говорят, что он не пьяный. Хотя вчера тоже звучал, как обычно, если не считать, что ругался и рассказывал, каким способом имел его брат его же жену.
— Все нормально. — Стандартной фразой отговариваюсь от его извинений, хотя считаю это ненормальным звонить своим подчиненным и плакаться.
— Вам это не понравилось! Простите, я обычно не имею привычки звонить пьяным своим сотрудникам…
Дальше я не слышу, так как Стивен гаркает прямо над ухом, тряся передо мной пачкой сыра: «Ты какой предпочитаешь? Овечий Бри или из коровы? Или это не ешь?»
— Без разницы… — Шиплю я этому придурку, отталкивая его и состроив гримасу.
— О! Вы не одни? — Оживляется в трубке голос Джеймса.
— Да… Я в Walmart.
— Это ваш парень?
— Нет, моей подруги.
— Вы с утра с парнем подруги закупаетесь в супермаркете?
Я напрягаюсь: что в этом такого странного?
— Да, а что?
— А подруги нет. — Это был даже не вопрос, а утверждение.
— Да! А что? — Злобно прерываю его выдумки. — Что в этом такого?
— Ничего, Изабель. — Неожиданно нежно произносит Джеймс мое имя, что сердце болезненно сжимается. И снова это ощущение тоски по чему-то или по кому-то забытому. — У меня к вам бизнес предложение.
Я замираю на слове «бизнес».
— Мне вы нравитесь. Почему-то я чувствую, некое родство с вами. У меня есть друзья, но нет того, кому бы я мог позвонить вечером и поболтать. Я предлагаю, за каждый мой звонок пятьсот долларов.
Ничего себе! Я удивляюсь этому предложению. А как же дистанция? Не помешает ли мне потом это? Но пятьсот долларов за разговор! Он мне уже должен по сути тысячу. Но это как-то неправильно… Словно меня покупают! И что потом он запросит после этих звонков?
— Слушайте, мистер Монтгомери, при всем моем уважении, сходите к психологу, и денег сэкономите, и он поможет вам.
В трубке раздается смех.
— Я вам перезвоню чуть позже, чтобы узнать ваш ответ.
И отключается. Тишина в трубке словно пощечина. Монтгомери с чего-то решил, что со мной можно неуважительно обращаться. Из-за чего? Потому что я женщина? Или из-за возраста? Из-за того, что я его модель?
От негодования я не выдерживаю и выпускаю пар: кричу с утробным рыком, одновременно пиная ногой тележку. Стивен замирает с пачкой креветок в руках и удивленно смотрит на меня:
— Ты чего такая злая?
Его любопытство ставит в тупик — ненавижу такого рода вопросы! Это равносильно, как спрашивать: «А чего у тебя такой нос?», «А почему ты еврейка?», «Ты давно с таким характером живешь?».
Фыркнув, я смяла упаковку чипсов из тележки.
— Эй! Сама будешь есть эти крошки!
— Стив, представь, что тебя домогается начальница…
— У меня нет начальницы! — Обрывает он, открывая банку кока-колы и делая глоток, под шипящий звук напитка.
— Я же сказала: представь!
— Не ори на меня! Хорошо! — Он выражает всем своим видом, что ему не охота слушать меня, но я продолжаю.
— Представь, что тебя домогается начальница. Ну… Как домогается?..
— Она мне предлагает секс? — В его глазах появляется возбужденный блеск, а на лице — хитрая улыбка.
— Нет. В том-то и дело, что не предлагает. Это даже домогательствами не назовешь!
— Ты же сама сказала: домогается!
— Черт! Просто звонит тебе! В принципе, можно нажаловаться в полицию или не отвечать на звонки, но она за большие деньги предлагает говорить с ней по телефону.
— Секс по телефону, что ли?
— Нет! Ты как слушаешь? Просто говорить о делах, о жизни, задавать вопросы! Но тебе не хочется этого делать… Но деньги!
Стивен замирает, облокотившись на тележку. Он застывает с рассеянным взглядом и обдумывает мной сказанное. Через секунду его лицо кривиться, и он выдает: «Да в чем проблема-то?»
Ну конечно! Стивен не понимает. Я разочарованно цыкаю и отворачиваюсь.
— Тебе же предлагают просто болтать по телефону, так еще за это деньги будут платить! Круто! Ништяк!
И он продолжает выбирать нам еду на полках.
Изабель
Дом встретил теплом и бордовыми цветами на обоях. Таня, сонно почесываясь и зевая, вышла нам навстречу. Она с удовольствием начала распаковывать пакеты с едой и убирать их на полки, при этом открывая подряд упаковки и засовывая свои пальцы, чтобы вытащить себе кусочек. В итоге, она уничтожила сосиску, горсть чипсов, откусила немытое яблоко, вскрыла протеиновый батончик и запила кока-колой. Я стою и пялюсь на это, ощущая, тяжесть в пустом животе. Я худею… Худею…
Но я так и не позавтракала сегодня. Поэтому подхожу к холодильнику, как к опасному зверю. Я не доверяю себе. Сейчас я близка к срыву.
Выбор падает на мюсли, йогурт и персик. Я осторожно вытаскиваю из холода продукты и отхожу подальше от Тани. Меня греет мысль, что сейчас я получу удовольствие от еды. Я буду есть неспешно, смакуя каждую ложечку и каждый кусочек. Я беру мисочку и выливаю туда йогурт, ощущая кисло-молочный запах. Затем добавляю горсть мюсли с запахом мухи и орехов. И последний штрих — помытый персик режу мелкими кусочками в мое блюдо. Все это делаю нарочито медленно, будто медитирую или создаю произведение искусства. Глаза должны насытиться в первую очередь, они должны впитать всю красоту блюда, которое ты уничтожишь самым унизительным способом — сожрешь, как саранча всё на своем пути. Ты — потребитель! Жрешь и срешь — вот, вся правда жизни. Ты — машинка по переработке всего.
Я медленно начинаю есть, забирая из миски по половинке чайной ложки. Еще один прием обмануть свой мозг. Так порции кажутся больше и сытней. Таня вертится вокруг Стивена. Его мускулистые руки тискают ее и сжимают за задницу. Еще один способ потребления — секс. Ты пользуешься другим ради удовольствия. Но самое противное, я хотела этого, так же как и еду. Голод.
Я голодная.
— Ладно, я в комнату. — Выдаю я, стараясь не смотреть в их сторону.
— Иза, пойдем загорать!
— Чуть позже.
Хочу скрыться от них. Я хочу определить границы своего мира, своей вселенной, куда никому вход не разрешен. Только я и мой планшет.
Сначала звук шел издалека, будто из наушников, лежащих на подушке рядом со мной. Но нет. Я проверяю — они молчат. Может, что-то забыла включенным? Проморгавшись ото сна, я оглядываюсь. Планшет выключен после того, как я проглотила несколько серий сериала и решила вздремнуть. На мгновение мне кажется, что музыка изменяет направление и теперь раздается из-за спины. Я смотрю на стену. Между моей комнатой и комнатой Стивена с Таней платяной шкаф. Наверное, Таня включила музыку, а шкаф сдерживает звук. Я прикладываюсь ухом к стене. Точно! Басистый звук становится громче, глубже с эхом по стенам, яснее.
Ладно… Не так громко же включена музыка! Я отхожу от стены и застываю в недоумении. Теперь звук, который шел по стене, так же звучит в комнате, нарушая законы физики! Громкий, дребезжащий, глубокий, с эхом по комнате, проходящий басами через мое тело.