– Мы могли казнить его, – роняет герцог Вельф.
– Я верю человеческой натуре, – улыбается глава клана Фудзивара. – В силу обстоятельств мой брат сильно отличается от представителей нашей семьи, однако он весьма умен и никогда, никогда не был безрассуден. После того, что совершил, им наверняка завладела апатия. Сейчас он похож на идеально оружие – сильное и безмолвное. Кто бы не захотел им воспользоваться?
Альберт почувствовал, как закололо в висках. Когда он впервые увидел Ацумори, его равнодушие, его беспокойство за свою служанку, то решил дать этому ребенку шанс на жизнь. Однако о чем же он думал в тот момент? Были ли его мотивы бескорыстны или же, как и сказал посол, он просто нашел удобное оружие для достижения своих целей?
В отличие от императора герцога Вельфа моральные дилеммы, казалось, не волновали вовсе.
– Такой древний и богатый род, сильные ценности и стойкость в собственных убеждениях... Как вообще получилось, что ваш младший брат оказался в той школе?
Фудзивара отвел глаза.
– Это долгий и неприятный для моей гордости рассказ...
– И все же мы настаиваем, – перебил его император, намеренный во что бы то ни стало выяснить правду.
Посол поднял глаза к потолку кареты и вздохнул. Его действия и слова часто выглядели наигранными, но Альберт никогда бы не назвал их театральными. Просто глава клана Фудзивара превосходно управлял своими телом и лицом: он говорил только то, что хотел сказать, и никогда не показывал другим более того, что позволял его разум.
– Раз повелитель того желает, ваш покорный слуга поведает об этом, – нехотя уступил Мицухидэ-доно. – Все началось тридцать лет назад. Никогда не задумывались: почему война между нашими империями длилась век, а власть над Востоком перешла к сегуну только тридцать лет назад? Ответ прост, но неочевиден. Именно тридцать лет назад от болезни умер мой дед.
У нашей семьи несколько необычный способ наследования – новым главой клана становится умнейший. Преемника еще при жизни предыдущего патриарха выбирают старейшины. Мало что может повлиять на их мнение. Неважно, из какой ты ветви рода, кто твои родители, где ты живешь. Положение в клане определяет только твоими собственными усилиями и способностями. Все, что может сделать кандидат для своего дальнейшего возвышения – быть умным, быть находчивым, быть трудолюбивым в науках и искусствах, просто быть лучшим среди своего поколения. К слову, мне пришлось очень хорошо потрудиться, чтобы завоевать это место...
Фудзивара посмотрел на собеседников, будто проверяя, не отказались ли они от своей идеи услышать весь рассказ целиком. Однако расслабленная поза Его Светлости говорила о том, что этот человек не имеет никаких возражений. Напряженные плечи и прямой взгляд императора подсказывали: он желает услышать историю младшего брата посла во чтобы то ни стало!
– Но в этой системе есть одно исключение, – окончательно сдавшись, продолжил свой рассказ посол. – Благодаря некому обстоятельству не только сам кандидат может стать главой, но и передать этот статус своему ребенку. Наш с Ацумори дед воспользовался этим исключением. Поэтому, когда тридцать лет назад он умер, следующим главой стал наш отец. Ему было шестнадцать.
К сожалению, не все люди в этом возрасте обладают столь великой мудростью, как Ваше Величество. Обычно в любом клане заведено, что, если место главы занимает недостойный, его разрушительному правлению противостоят старейшины. Противостояние длится какое-то время, а потом юнец набирается опыта и становится достойным своего положения или же на смену нежелательного правителя приходит более молодой и способный. Это один из способов, благодаря которым восточным кланам удается выживать на протяжении веков. Но в этот раз нам не повезло: болезнь, бушевавшая в столице тридцать лет назад, унесла жизнь не только моего деда, но и его супруги, младшего сына и больше половины старейшин нашего рода. Мой шестнадцатилетний отец остался один, без наставников, которые могли бы его направить, и без противников, благодаря которым он мог бы вырасти достойным правителем.
Мицухидэ-доно прикрыл глаза. Он выглядел так, будто ему было тяжело об этом говорить. Альберт едва сдерживал себя, чтобы не цокнуть на него: восточник умудрялся обезличивать историю, описывая лишь общую картину происходящего. Императору тяжело давались насыщенные метафорами и иносказаниями восточные языки. Посол говорил на истангийском и не пользовался своим преимуществом в лингвистических способностях, однако даже сейчас его речь, казалось, была полна недомолвок и подводных камней.