Откусив от тоста, я посмотрела на стол, прожевала, проглотила и объявила:
— Я воспользовалась твоей зубной пастой.
— Судя по тому, что я целовал тебя после этого, я, вроде как, заметил.
Мой взгляд метнулся к нему, он откусывал приличный кусок бекона.
— Но я не пользовалась твоей зубной щеткой.
Он проглотил, прежде чем заявить:
— Из, ты сидела у меня на лице. Думаешь, мне не насрать, что ты пользуешься моей зубной щеткой?
Я была несколько потрясена.
— Это довольно противно.
— Сидеть у меня на лице? — уточнил он, хотя по блеску в его глазах я поняла, что он поддразнивает.
— Нет, — быстро опровергла я.
— Ну, раз ты ей не пользовалась, мне не нужно испытывать отвращение.
— Верно, — пробормотала я, опуская тост на тарелку и откусывая бекон.
— Я понимаю, — тихо начал он, и я снова посмотрела на него, пока жевала бекон. — Тебе пришлось рыться в моих вещах, чтобы найти зубную пасту. Ты не хочешь, чтобы я думал, что ты проявила любопытство. Но мне нечего скрывать, Иззи.
Я кивнула.
Все это казалось очень странным, сложным и во многом противоречивым, но, по крайней мере, это было полезное знание.
— У тебя очень красивая ванная, — заметила я, и это повторилось снова.
Он отключился и опустил взгляд в свою тарелку.
Отгородился от меня.
Иззи, которой я обычно была, проигнорировала бы это, нашла бы способ обойти это, но что-то заставило меня спросить:
— Извини, я… ты… я ступаю туда, куда не следует?
Его черные глаза смотрели прямо на меня, и они не были полностью бесстрастными. В их глубине что-то мелькало. Я просто не могла это прочесть.
Но, к моему удивлению, он ответил:
— Я съехал с прежнего жилья, продал дом, где вырос, отремонтировал это место и переехал сюда после смерти отца.
— О, боже, Джонни, мне так жаль.
— В моей жизни есть дерьмовые вещи, о которых я не очень люблю говорить. Мы с отцом были близки. Так что, эта тема — одна из таких вещей.
Я кивнула.
— Конечно, извини. Мне так жаль.
Он схватил еще один ломтик бекона.
— Ты не знала, так что не нужно извиняться.
— Верно. Хорошо, — быстро согласилась я.
Но даже несмотря на это объяснение, что-то не давало мне покоя, потому что казалось странным, что он, все еще так глубоко переживая кончину отца, решил обосноваться в месте, которое ежедневно, ежечасно, ежесекундно, когда он находился здесь, напоминало ему об этом таким образом, что явно его беспокоило.
Я знала, каково это — потерять родителя, потому что потеряла обоих. И с тем, как это произошло, у меня не было выбора, кроме как отпустить их, и я потеряла каждого совершенно по-разному, но не одинаково мучительно.
Я знала, как это тяжело. Как больно. Неважно, каким образом вы их теряли.
Я также знала, что бегство от всего, что приносило дополнительную боль, было хорошим механизмом преодоления.
Поэтому задалась вопросом, каким бы сказочным ни был этот дом, почему Джонни не жил в своем собственном.
Я не стала спрашивать об этом, так как ясно, даже если бы спросила, он, скорее всего, не ответил бы мне.
Из этого стало ясно кое-что еще.
Это не было свиданием, чтобы узнать друг друга получше.
Это вообще не было свиданием.
Это была интрижка.
Здесь ничего не могло начаться.
Это было нечто другое.
Не просто секс как таковой.
Но кое-что, с чем я никогда не сталкивалась.
И каким бы красивым ни был Джонни, как бы ни было приятно, что он уступил мне лучшее место (и все остальное), как бы сильно я не хотела (а я очень хотела) быть для него девушкой на одну ночь, я ею не была.
Я всегда хотела большего.
Сидя здесь, я поняла с большей болью, чем должна была испытывать, что хотела этого, особенно с Джонни.
— Детка.
Слово прозвучало нежно, и я переключила внимание на него.
— Не уверен, что мне нравится выражение твоего лица. Кажется, это случилось целую вечность назад, но в то же время, словно вчера. Большую часть времени я просто живу с этим. Но иногда у меня бывают плохие дни. Сегодня — один из таких.
Один из таких дней.
Солнечное раннее летнее утро в его доме… со мной.
— Моя мама умерла от рака, Джонни, так что я понимаю.
Он уставился на меня.
— Он съел ее. Мамы не стало через шесть месяцев.
Он моргнул.
— Я скучаю по ней каждый день, и если позволяю себе, то каждую секунду.
— Из, — прошептал он, наполнив мое имя смыслом и пониманием, и многим другим, и то, что я делила этот плохой день с ним, не заставляло меня чувствовать себя очень хорошо.