Я не стала заострять на этом внимание.
— Но выражение моего лица означало не это, — выпалила я, удивляясь своей откровенности.
— Что же оно означало?
Я не знала, что происходит. Что это было. Куда это вело.
Я просто знала, что Джонни мне очень нравится по целому ряду причин, самая последняя из которых заключалась в том, что он был достаточно заботлив, чтобы уступить мне место за обеденным столом в своем доме, откуда открывался лучший вид.
Но, похоже, я нравилась ему в основном потому, что он мог заниматься со мной сексом, и я забавляла его своей застенчивостью, пока мы с ним много занимались сексом.
Он позволил мне рассказать о себе и выслушал, потому что так было проще, чем рассказывать о себе, чего, как стало ясно, он делать не собирался. Или, по крайней мере, не без значительных усилий с моей стороны и с тщательным подбором слов с его.
Однако он без проблем делился своим телом и своими талантами в постели.
Так что, возможно, у меня не так много опыта в общении, но в этом уравнении один плюс один равнялось единице, а не пути к тому, чтобы стать двумя.
— Мне нужно домой. Дианна позаботилась о питомцах, но сегодня у меня дела, — заявила я.
В какой-то степени я не лгала. Мне нужно было сделать кое-что, но это заняло бы у меня минут десять.
Не сводя с меня глаз, Джонни опустил вилку на тарелку и откинулся на спинку стула.
— Ты не против, после того, как я помогу тебе прибраться, отвезти меня обратно к моей машине? — спросила я.
Он задумчиво посмотрел на меня и ответил:
— Тебе не обязательно помогать мне прибираться.
— Не хочу быть невежливой.
На это он ничего не ответил.
Он кивнул на мою тарелку и спросил:
— Ты достаточно наелась?
— Да, спасибо.
— Готова ехать сейчас? — спросил он, хотя ни один из нас не убрал тарелки, и это так противоречило моей сути, что мне трудно было ему ответить.
Но я сделала это.
— Да, вероятно, так было бы лучше всего.
— Хорошо, Элиза, — сказал он, коротко кивнув. — Я замочу тарелки. Ты одевайся.
— Я могу помочь, — предложила я.
Его взгляд остановился на мне.
— Одевайся.
Я испытала боль. Ее не должно было быть. Ведь это я положила всему конец.
Но мне было больно.
Я встала и пошла собирать свою одежду. Я отнесла ее в ванную и оделась.
К тому времени, как я вышла, тарелки были убраны, отмокая в раковине, желе и кетчуп все еще стояли на столе.
— Буду через секунду, — пробормотал Джонни, проходя мимо меня в коридор.
Он исчез в ванной.
Я почувствовала внезапную потребность заплакать.
Вместо этого я подошла к стене с окнами, прислонилась плечом к одному из них и посмотрела наружу.
Именно тогда я поняла, почему Джонни не бросил это место, напоминавшее ему об отце.
Широкий ручей, медленно бежал, исчезая в гуще леса. Некоторые деревья росли прямо в нем, их широкие стволы образовывали берега. Даже в начале лета листвы было так много, что солнце с трудом пробивалось сквозь нее, но сила лучей была такова, что они отбрасывали яркие полосы на листья и стволы и мерцали в чистой воде и русле каменистого ручья, придавая ему волшебный вид.
Я могла бы стоять здесь с кофе каждое утро пятнадцать минут, полчаса, целую вечность, просто позволяя тишине и легкому вращению водяного колеса успокаивать меня.
У меня не будет такой возможности ни сейчас, ни когда-либо.
— Готова? — окликнул из-за моей спины Джонни.
Я оттолкнулась от окна и посмотрела на него, он переоделся в другую футболку и другие джинсы, и я глупо удивилась (этого мне тоже никогда не узнать), откуда он взял одежду, и кивнула.
Я подошла к островку за сумочкой, убедилась, что телефон внутри, а затем последовала за ним к двери.
Он не запер ее за собой.
Я двигалась следом за ним к грузовику, чувствуя, как меня охватывает меланхолия, когда он направился прямо к дверце со стороны пассажира.
Он открыл ее.
Я начала обходить его, чтобы подойти к открытой дверце и забраться внутрь, но остановилась, когда он захлопнул дверцу у меня перед носом и повернулся ко мне. Обхватив меня рукой за талию, он развернул меня, положил руку мне на живот и прижал к грузовику.
Мое сердце забилось сильнее, когда я запрокинула голову, чтобы посмотреть на него.
— Ты уже насытилась или как? — холодно спросил он.
— Что? — с тревогой прошептала я.
— Значит, такова твоя игра? — потребовал он ответа все еще ледяным тоном.