Я неподвижно сидела у него на коленях, в его объятиях, уставившись на него и забыв, как дышать.
Джонни не забыл.
Он вздохнул, продолжая смотреть на меня.
— Последние две недели я много времени провел, злясь на Шандру, не потому, что она сбежала от меня, а потому, что позвонила и все испортила, прежде чем я смог сводить тебя в поход. И я потратил много времени, гадая, получила ли ты пионы и футболку, и задавался вопросом, стоило ли мне вообще их посылать, или это ухудшило ситуацию, и мне нужно поговорить с тобой об этом. Итак, в конце концов, я потратил много времени, просто думая о тебе, и, да, часть его я посвятил мыслям, что хотел бы сделать с тобой, чтобы заставить кончить.
— Значит, я тебе нравлюсь, — прошептала я с придыханием.
Он нахмурился, будто хотел придушить меня, затем откинул голову на спинку кресла и уставился в потолок.
— Приму за «да», — пробормотала я.
Его руки сжались вокруг меня так крепко, что мои ноги слились с туловищем, так что я превратилась в маленький шарик, плотно прижатый к его груди, Джонни поднял голову и отрезал:
— Да, ты чертовски мне нравишься.
— Окидоки, — промямлила я.
— Я знаю, что твоя сестра здесь, но сегодня мне хочется провести с тобой время, а потом я хочу, чтобы ты вернулась со мной на мельницу и провела там ночь.
— Она в затруднительном положении, Джонни, и на нее всегда ложилась огромная доля заботы о Бруксе.
Его лицо приобрело замкнутое выражение, я не совсем поняла, почему, но это не было причиной, по которой я сказала следующее, просто еще не закончила свою мысль.
— Но она поймет. Она пыталась заставить меня поговорить с тобой, так что будет, эм… рада, что все так, эм… обернулось. Хотя завтра мне нужно быть с ней. Клянусь, каждый раз, когда я меняю Бруксу памперс, она готова меня расцеловать.
Что бы ни омрачало его черты, они прояснились, он прижал меня ближе и спросил:
— У тебя завтра выходной?
Я кивнула.
— Твоя сестра с Бруксом могут приехать на мельницу, и я приготовлю вам барбекю.
— Было бы мило, — сказала я с улыбкой.
Он посмотрел на мою улыбку, затем его глаза опустились ниже, и его объятия ослабли.
— Мне… понравилась футболка… очевидно, — поделилась я. — И пионы тоже, — добавила я.
Его взгляд вернулся ко мне.
— Штаны? — спросил он.
— Прости? — переспросила я в ответ.
— Чьи они?.
О-оу.
— Эм…
Он еще раз встряхнул меня и предостерегающе сказал:
— Из.
— Не Кента, — сочла я нужным поделиться.
— Тогда, чьи?
Я могла бы сказать, что нахожу мужские пижамные штаны удобными.
Но это было бы ложью.
— Парня до парня и до Кента.
— Ладно. Можешь дойти в них до дома, но после сними их, Иззи. И под этим я подразумеваю, что предпочел бы, чтобы ты их сожгла, но выбросить в мусорное ведро тоже подойдет.
Я снова уставилась на него.
Он поймал мой пристальный взгляд и заявил:
— Ладно, давай проясним это, чтобы больше не страдать херней. Я парень. У меня есть представление о том, к какому типу женщин ты относишься, было бы трудно этого не заметить. Ты такая, какая есть. Поступаешь так, как хочешь. Одеваешься так, как одеваешься. Держишь все под контролем. Можешь позаботиться о себе и много о ком еще. Ты умная, проницательная, успешная и независимая. Мне все это нравится, иначе меня бы здесь не было. Но я все равно парень, и ты должна это понимать. И часть того, чтобы быть парнем, заключается в том, что его женщина не носит пижамные штаны другого парня, даже если он уже в прошлом. Если хочешь мужские штаны, я отдам тебе свои. Но эти должны исчезнуть. Итак, у тебя возникнут с этим проблемы?
— Не думаю.
Джонни расслабился, бормоча:
— Хорошо.
— Могу я кое-что сказать?
— Могу я спросить, почему ты спрашиваешь, можешь ли что-то сказать?
Я почувствовала, как мои губы скривились в ухмылке, прежде чем стать вновь серьезной.
— Мне жаль, милый, что вчера тебе пришлось пройти через все это. Прозвучало как тяжелый день, и мне жаль, что я сделала его еще тяжелее, не поговорив с тобой.