Хватаю ручку и черчу грань, между стихами композитора и остатком нетронутой бумаги, обозначая место, предназначенное для моего творческого полёта. Слова сами изливаются с головы… Так быстро, что с трудом успеваю записывать. Это та песня, что однажды была придумана мною и Одиннадцатой. Но, на этот раз, завершенная. Эти слова о моей дорогой подруге, чью жизнь не ценил никто, кроме нас. Это та боль, что хранит в себе каждая безродная! И я донесу ее до вас, до каждого, не лишённого сердца, богача! Спустя час воодушевленно рассматриваю удовлетворительный результат… И принимаюсь распевать куплеты, подставляя слова в такт музыке.
За день я даже не ела, не выходила на столь желанную прогулку, игнорировала служанку Лизу, которая, кажется, искренне за меня беспокоилась. Но относилась к моей длительной репетиции с пониманием, потому как после пятого предложения отобедать прекратила напрасные попытки. И вот, наконец, я готова к многообещающему выступлению! Одиннадцатая была права- когда тебе плохо, нужно петь.
Понимаю, что стоит остановиться, когда в голосе появляется хрипотца, присущая на грани срыва. Отложила, теперь не имеющую смысла, бумагу. Всё равно и ноты, и слова врезались в память слишком едко, за день их не забыть. Отправилась в душ, осушила волосы полотенцем. Феном пользоваться не привыкла, да и в нынешних условиях мне нравилось дольше чувствовать ванильный аромат шампуня на длинных прядках. Ощущение чистоты и ухоженности, после целой жизни в приюте, где хозяйственное мыло и лохань холодной воды являлись единственным средством ухода за собой, стало значимой ценностью. Набросила теплый, махровый халат и, под характерное урчание живота, отправилась на кухню, в поисках вечернего перекуса. А, в моём случае, первой трапезы за день. Уже вечер, так что имею шанс не столкнуться ни с кем из прислуги. Всё же, несмотря на желание хозяина содержать меня сытой, я до сих пор ощущаю неловкость, когда мне приносят изысканные блюда на серебряных разносах. А бутерброда с чаем будет вполне достаточно, и сделать я могу его сама.
Я была права… Кухня в это время опустела, и холодильник набит контейнерами с заготовками на завтрашний день. Нахожу между ними кусочек ветчины, в хлебнице- испеченные с утра булочки. С этого скромного набора продуктов сооружаю простое, но вкусное блюдо. Завариваю ромашковый чай с медом, и отправляюсь в столовую. Решила воспользоваться уединением, и вместо того, чтобы культурно сесть за стол, располагаюсь на широком подоконнике, чтобы полюбоваться зимним пейзажем во время трапезы. За окном давно темно. Улица укрыта снегом… Красиво. Только, чего-то явно не хватает. Кажется, я соскучилась за Господином. Пока увлеченно изучала композицию, время пролетело незаметно, и его присутствие не сказывалось комом в районе груди. А теперь, всматриваясь в вечернюю темень, начинаю думать, где он сейчас, чем занят, и когда вернётся…
Это плохо. Я не должна интересоваться, где находится Хозяин. Не должна позволять себе мыслить, будто его спутница жизни. Вот только ничего не могу с этим поделать… Он, от части, сам в этом виновен. Он, его бережные касания, искренняя забота, потакания моим желаниям. Конечно, теперь мне трудно ограничиться ролью его бесправной собственности. Даже ловлю себя на желании владеть им, как своим мужчиной. Понимаю, что присечь это стоит на корню, а все равно мечтаю. Что ж, об этом хотя бы никто не узнает…