Герр Нойманн, бледный, как подушка, на которой он лежал, пошевелил рукой, словно пытался подозвать его ближе. Ансельм с воодушевлением присел на край кровати, ожидая похвалы, но герр Нойманн сказал другое:
— Вы упустили… ее.
Он не спрашивал, потому что и так все было ясно. Ансельм уставился на свои колени и сцепленные в замок руки. Они были бурыми от засохшей крови.
— Я разочарован в тебе, Ансельм, — едва слышно продолжал он. — Думал, ты стреляешь лучше.
— Там был какой-то золотой щит, — буркнул Ансельм, изо всех сил стараясь не расплакаться от обиды. — Пули отлетали от него… Гюнтера ранило. Мне кажется, она не хотела нам навредить, но…
— Вот как? — Герр Нойманн слабо улыбнулся. — Далия…
Ансельм спешно подвинулся, уступая ей место. Далия подошла, наклонилась к герру Нойманну, и он что-то прошептал ей на ухо. Ансельм не смог разобрать вопрос, а их лица скрывали длинные волосы Далии.
Воздух вокруг подернулся слабым маревом. Далия запустила руку в мешочек и рассыпала руны прямо на животе у герра Нойманна. Её длинные паучьи пальцы зарылись в камешки, выхватили несколько. Наконец она вскинула голову, и Ансельм услышал тот самый голос — глубинный и чужой. Будто это вовсе не Далия, а какая-то сила, неподвластная ей, говорит через нее, как через старый, охрипший граммофон.
— Последние звуки вскоре угаснут, последние птицы покинут свои гнезда и полетят на восток, последняя зелень исчезнет — Хель, мерзлый ад, грядет, и не будет ему конца. Врата откроются, когда солнце, достигнув пика, покатится с вершины. Он родится под золотой крышей матери и упадет в руки самой Смерти. Его крик поднимет бурю, и эта буря прокатится по всему миру, чтобы расчистить путь для нового человека…
Прокаркав последние слова, Далия стихла и тяжело задышала, приходя в себя. Какая бы сила ни говорила через нее — она ушла так же внезапно, как и появилась.
Три выбранные руны лежали в ряд одна за другой. Первый символ был похож на раскрытые ворота, второй — на стрелу, указывающую вверх, а третий напоминал поднявшего морду медведя. Далия взглянула на руны, затем на герра Нойманна и добавила уже обыкновенным своим девчоночьим голосом:
— Будет мальчик, господин. На летнее солнцестояние.
1. Сказка «Семь воронов» братьев Гримм в переводе Петра Полевого.
1. Сказка «Семь воронов» братьев Гримм в переводе Петра Полевого.
Эпилог
По-летнему ранний рассвет румянил верхушки сосен. Всю короткую ночь солнце ходило по горизонту, подсвечивая край мира своей огненной гривой. Дюргию не спалось, и он сторожил костер, смоля папироску, пока другие мужики отдыхали после тяжелого рабочего дня. Им нужно было заготовить еще треть от необходимого дерева, а время поджимало. В короткий час тревожной ночной темноты казалось даже, что времени у них не осталось вовсе.
Костер прогорел, только сизый дымок вился над головешками. Дюргий отряхнул штаны от пепла, растолкал смену и, пока вновь занимался огонь и кипел чай, подремал с полчаса на подстилке из рыжей палой хвои. После завтрака взялись за инструмент, и пошла работа. Ладные чурбачки летели из-под зубьев, пахло смолистой древесиной, визжали стальные пилы. Но не успели они толком устать, как из леса послышался далекий окрик:
— Э-эй! Эй, сюда!
Мужики остановились, переглянулись. Дюргий отер вспотевшее лицо, и старый шрам неприятно дернуло. Он потянулся за топором, бормоча:
— Это еще кто…
Голос приближался.
— Сюда! Сюда! — просили из чащи взволнованно.
— Может, случилось чего. — Дядька Мика задумчиво смял свою бороду.
— Айда, поглядим.
Перехватив поудобнее топор, Дюргий шагнул на голос.
Сменив на вырубках отца, ослабевшего после эпидемии лихорадки, Дюргий стал одним из самых молодых работников, и дядька Мика вечно попрекал его за горячность и нетерпеливость. Но тут дело иное. Никто не стал останавливать его или остерегать.
Они вошли в лес всем гуртом, с Дюргием во главе, и вскоре увидели человека. Незнакомец, весь износившийся и всклокоченный, будто дикий, шел со стороны финской границы. Он махал им одной рукой, а второй тащил за собой по земле нечто большое, укрытое тряпьем. Приглядевшись, Дюргий увидел, как под тряпками что-то шевелится. Послышался тонкий девичий стон, от которого захолодел затылок, и Дюргий подбежал ближе.
— Товарищи, помогите, — попросил незнакомец.
В его просьбе было такое отчаяние и в то же время надежда, что Дюргий сразу подумал: там, на волокушах, кто-то при смерти. Он заглянул за спину мужчине и увидел молодую женщину. Обхватив руками огромный живот, она мучилась от боли. У Дюргия закружилась голова, как только он понял, что именно происходит. Но по спине хлопнула крепкая, как доска, ладонь дядьки Мики, и это привело его в чувство.