Стукнула, закрывшись, дверь купе, и тогда Аня отбросила крышку и села в гробу. Она и в самом деле ехала в купе поезда, причем фирменного. За окном проносились желтеющие леса, а напротив сидел пораженный Макс.
— Аня! — выдохнул он и бросился к ней, чтобы помочь выбраться.
Макс усадил ее на противоположную полку, напротив гроба. Аня оглядела себя: грязный больничный халат и рубашка, а ноги босые и черные от пыли. Украшенный лентами недешевый гроб не подходил ей примерно так же, как и этот фирменный поезд, и одетый с иголочки попутчик. На столике лежали документы: паспорта, справка о смерти на ее имя.
— Вы что, правда решили, что я умерла? — пробормотала Аня. Язык еле ворочался, она все еще чувствовала слабость и онемение во всем теле, будто и впрямь какое-то время была трупом.
— Нет, что вы, — отозвался Макс, но с таким видом, что Аня ему не поверила. В конце концов, она знала о себе больше, чем он.
Макс потянулся к замку и запер купе.
— Куда вы меня везете? — спросила Аня настороженно.
А сама невпопад подумала: интересно, кто продал Максу этот гроб и кто сделал справку о ее смерти? Впрочем, в Ленинграде столько жадных до наживы людей, готовых подделать что угодно!.. Может, и хорошо, что она теперь числится мертвой.
— Мы едем ко мне домой. Надеюсь, вам там понравится… — Макс сел рядом, и Аня отодвинулась к окну. — Понимаю, у вас много вопросов. И я смогу ответить на каждый. Но сейчас вам надо еще какое-то время побыть мертвой. Так будет лучше для всех.
— Точнее и не скажешь.
Аня горько усмехнулась и уставилась на проплывающие за окном холмы, поросшие лесом. Сквозь рваные облака поблескивало солнце. Поезд мчал по виадуку над пропастью, переваливаясь с одного горного кряжа на другой. Прижавшись лбом к стеклу, Аня смогла увидеть хвост поезда и длинные сваи моста, уходящие в желтеющее лесное буйство. Можно было представить, что они летят по воздуху, над верхушками сосен, куда-то на другую сторону, в тридевятое царство или в финскую Маналу — одним словом, в мир мертвых.
Аня покосилась на Макса.
— Я не понимаю, вы меня что, похищаете? — спросила она.
Макс поднял на нее усталые, очень светлые глаза, и Аня увидела тонкие лучики морщин в уголках и на переносице. Он был совсем взрослый мужчина. Не как Володя. Даже не как следователь Лихолетов. Но в то же время моложе Ильинского, который по возрасту годился ей в деды. Аня не знала, как относиться к Максу. Даже называть его просто по имени было ужасно неловко.
— Я пытаюсь вам помочь, — сказал он. — Вывезти из Советского Союза.
— Вывезти? В гробу? Зачем?!
— Лучше бы мы поговорили об этом потом, когда… — Макс прислушался к шуму за дверью, его плечи напряглись. — Но как вам угодно. — Он заговорил быстро, с сильным акцентом: — Помните профессора Ильинского? Как он изменился в тот день, когда я приехал за вами.
Аня не понимала, к чему клонит Макс, но Ильинского вспомнила тут же: как он пролетает через весь кабинет, как вышибает дверь своей слабой стариковской спиной и врезается в стену. Точно так разлетались волки, напавшие когда-то давно на Пекку. Жаль, смерть Ильинского, в отличие от волчьей, не смогла никого спасти. Жаль, что она вообще случилась. И снова — из-за нее.
— Да, помню, — кивнула Аня. — Это моя вина.
Макс поморщился, словно она не угадала, бросил с досадой:
— Я говорю о том, как вел себя этот больной старик. Неужели вы не заметили?
Аня попыталась отбросить гнетущие мысли о Пекке и вспомнить то, о чем просил Макс, хотя голова была еще мутной после тяжелого, похожего на смерть, сна, и все, что случилось до, казалось прошлой жизнью.
— Он выглядел бодрым, будто вдруг выздоровел, — сказала она наконец. — Или просто перестал чувствовать боль.
Кое-что еще пришло на ум, и Аня, уставившись на Макса, медленно закончила:
— Вы тогда сказали, что можете ее вернуть. Вернуть боль.
Теперь Макс был доволен ответом. Его лицо сияло торжеством.
— Раньше я думал, что я такой один, — сказал он. — Простите мою нескромность. Но потом услышал о вас — вернее, увидел вас. И сразу понял: вы такая же, как я. Ein Unikat [3].
— Кто?..
— Я хотел бы вам помочь. — Макс придвинулся и протянул к ней механическую руку. — Такие, как мы, должны держаться вместе.
— Что вы несете…
Это она уже слышала много раз: от Пекки, от следователя-энкавэдэшника, от Ильинского. Хочу помочь, слушай меня, ты должна, ты не должна… Зажатая в угол между окном и столиком, Аня оказалась в ловушке.
— Выпустите меня, уберите руки!
Макс охнул и отпрянул, с видом смиренной покорности пробормотал: «Простите, фройляйн, не хотел вас…» — но Аня уже пробиралась через его колени к выходу. Она схватилась за ручку, дернула дверь — та лязгнула, но не поддалась.