— Надо же, кто у нас тут! — воскликнул Ансельм и пошел на него, вытягивая из-за пояса нож.
Борух молча и со всей силы пнул его по руке — нож звякнул и сгинул в темноте. Пока Ансельм его искал, Борух ударил в нос Гюнтера. Близнецы попытались схватить его и скрутить, но Борух, рыча и кусаясь, вырвался и бросился с кулаками сразу на троих. Он пропускал удар за ударом — и колотил в ответ, бесстрашно и яростно, пока его кулаки не стали липкими от крови.
Ансельм звал на помощь других, но ни Квашня, ни мальчишки помладше не полезли в эту свалку. Наконец, они отступили. И Борух, уставший, с онемевшим от боли лицом, но абсолютно счастливый, упал в свою законную постель.
— Тебя бешеные лисицы покусали, что ли?! — орал Гюнтер, запрокинув голову и захлебываясь кровью из разбитого носа.
— Герр Нойманн, — ответил Борух. Он свесился с кровати, нащупал на полу холодное лезвие ножа и, подхватив его за кончик, вытянул. Перехватив поудобнее, стал срезать с перил своей кровати инициалы Фридриха. Ансельм мрачно наблюдал за ним издали.
— Герр Нойманн тебя покусал? — не понял Квашня.
— Герр Нойманн… Он сказал мне кое-что.
Борух закончил и ловко метнул нож хозяину — чужого ему не нужно. Лезвие вонзилось в подушку прямо рядом с ногой Ансельма. Ансельм не дрогнул, но его лицо вытянулось точно так же, как на полигоне утром, под дулом пистолета.
— Что герр Нойманн тебе сказал? — процедил он сквозь разбитую губу.
— Чтобы я больше ничего не боялся. Как же вы это называете?.. — Борух сделал вид, что задумался. — Ах да, вспомнил. Похоже, он меня благословил.
Никто не посмел его больше расспрашивать. В наступившем молчании Борух улегся на мягкий матрас, завернулся в теплое одеяло и, закрыв глаза, тут же крепко уснул.
Ему ничего не снилось.
Аня
Внутри замок оказался больше, чем выглядел снаружи: множество комнат и просторных залов, коридоров и галерей, витых лестниц и потайных дверей. Одну такую Аня обнаружила, когда прислонилась к стене, чтобы перевести дух, а фальшпанель под ее плечом вдруг поехала в сторону. В другой комнате, где вся мебель была завернута в белые чехлы, она задержалась у окна. От леса к замку шли двое, ребенок и взрослый. Аня едва не ткнулась лбом в стекло, пытаясь разглядеть, кто это. Но взрослый слегка хромал, а еще он был ниже и худее Макса. В ребенке Аня вскоре узнала Боруха. Его крепко держали за плечо — точно так же Катарина вывела Боруха из Аниной комнаты, когда тот пытался сбежать через окно. Похоже, Борух не оставляет попыток.
Борух шел, спотыкаясь, путаясь в ногах, и смотреть на него было больно. Аня твердо решила, что при первой же возможности поговорит о Борухе с Максом. Осталось только найти в огромном пустом замке его хозяина. Да, поговорить о Борухе — а еще извиниться за швейную машинку. До сих пор Аню захлестывало жгучим стыдом, стоило только вспомнить Макса и его оскорбленное лицо. Она вывалила на него все свои ядовитые подозрения — а ведь он ради нее рисковал.
За полдня она обошла практически весь замок, но так и не столкнулась с Максом. Иногда ей казалось, что Макс, притаившись, незримо наблюдает за ней — прямо как завлабораторией в испытательной, через толстое стекло. Он мог быть за любой запертой дверью, за любым поворотом. Аня чувствовала чужое присутствие кожей, но всякий раз наталкивалась то на молчаливых слуг, то на внимательный круглый глаз ворона за стрельчатым окном.
В конце концов она пришла к выводу, что Макс снова в отъезде, возможно, по тем самым государственным делам, о которых он упоминал. Наверное, именно об этом сказала ей Катарина в саду? Аня могла лишь догадываться. Да найдется ли в этих богатых комнатах хоть один немецко-русский словарь?!..
Но вместо библиотеки она неожиданно для себя нашла кухню. Здесь хозяйничала полнотелая рыжая кухарка по имени Йоханна. Уйти от Йоханны с пустыми руками не получилось: Аню угостили молоком и целой тарелкой тыквенного печенья в качестве полдника. Заодно она выучила, как будет по-немецки «добрый день», «спасибо», «красивая девушка» и «нужно кушать». Это было уже кое-что. Но Йоханна не могла надолго оставить свои кастрюли и котелки, поэтому Аня, чтобы не мешать ей, поднялась в гостиную.
Где-то неподалеку шли занятия — она слышала, как дети отвечают урок. Кажется, они читали стихи по ролям. И хоть Аня не могла вычленить ни слова из потока их речи, немецкая поэзия звучала непривычно мягко. Из гостиной открывался вид на пустошь и лес за ней. Устроившись с молоком и печеньем у высокого стрельчатого окна, Аня вскоре увидела, что к замку приближается автомобиль Катарины. Может быть, она ездила за Максом? Аня приподнялась, жадно всматриваясь, но с такого расстояния невозможно было понять, кто сидит внутри. Черная крыша мелькнула и пропала из поля зрения. Аня замерла, прислушиваясь. Но, кроме стихов, ничего не услышала.