На плитах пола была еще одна мозаика, точь-в-точь как в галерее под обсерваторией: роза ветров с незнакомыми символами и птицами. Выскользнув из-под руки Макса, Аня метнулась в центр комнаты, но остановилась, не решаясь ступить в этот круг. Странное ощущение легкого головокружения как будто не пускало дальше. Или это Макс держал ее взглядом? Аню тянуло к нему, словно крепкой веревкой. Обсерватория качнулась, поплыла. Аня сделала шаг назад. Птицы сверкнули на нее золотыми глазами, одновременно пугающие и притягательные, и по ногам вдруг побежал стылый холод.
— Это вороны? — пробормотала Аня, когда вновь почувствовала на своей шее горячее дыхание Макса. — Почему вороны?
— Кто знает? — отозвался Макс рассеянно. — Разве только первый Нойманн, алхимик. Может быть, это то самое колдовство. А может, просто красивая мозаика. Посмотри лучше сюда. Модель Солнечной системы.
Он шагнул к золоченой сфере, собранной из металлических колец, с маленькими шариками на каждом, и крутнул. Кольца пришли в движение, и шарики, вращаясь, поплыли вокруг центрального — Солнца. Аня завороженно следила за ними, пока те не остановились.
— Подойди.
Макс поманил ее к центральному панорамному окну, у которого на трех ногах стоял большой латунный телескоп. Тяжелая труба смотрела прямо в темное небо. Макс припал к окуляру, что-то подкрутил, настроив оптику, и уступил Ане.
— Взгляни. Это Марс. Осенью его особенно хорошо видно.
Осторожно обойдя зловещую мозаику, Аня заглянула в телескоп и вправду увидела крохотную планету, излучающую оранжево-красный свет. Редкие темные облака проходили мимо, не задевая ее.
— Красота какая, — протянула Аня. — Я родилась в деревне, там очень хорошо видно звезды — в городах совсем не то. Мы придумывали разные истории про «небесных бродяг» — Марс, Венеру, Сатурн… Здорово было лежать ночью в поле, смотреть в небо и сочинять все подряд. Травой так пахло!.. — Аня отстранилась от телескопа и улыбнулась Максу. — Я это вспомнила из-за цветов. Спасибо за букет. Он напомнил мне о доме на севере...
— Правда? — удивился Макс. — Не думал, что такие редкие цветы растут на твоей родине.
— Это правда, желтые розы у нас не растут, — рассмеялась Аня. — И я больше люблю простые полевые цветы. Но неподалеку от родной деревни было такое же желтое поле рапса, мы любили бегать по нему в грозу. Как ты угадал цвет?
— Желтые розы?.. — Макс как будто вовсе не слушал, что она говорила после. — Как же так… Хм. Я не был уверен, какие именно тебе понравятся. В Германии желтые букеты обычно не дарят, это цвет траура, но Катарина… Кх-м… фройляйн Крюгер разбирается в цветах. Она меня убедила, что в Союзе нет таких предрассудков. И если это твой любимый цвет, то я очень рад, ведь я… Послал то, что люблю сам.
Он окончательно смутился и теперь выглядел не опаснее мальчишки, который выдал свой самый страшный секрет. На лестнице послышались шаги — это принесли горячий чай, яблоки в меду и шаль для Ани. Пока прислуга разливала чай, они неловко молчали. Этой передышки хватило, чтобы набраться смелости. Когда они снова остались одни, Аня сказала:
— Прости меня. За машинку и за то, что сомневалась в тебе…
— До сих пор сомневаешься? — Макс накинул ей на плечи шаль. Шерсть оказалась удивительно теплой, и только тут Аня поняла, что успела замерзнуть.
— Вот сейчас еще чуточку меньше, — улыбнулась она, кутаясь в мягкое серое облако.
— Хорошо. — Макс кивнул с серьезным видом. — Значит, я все делаю правильно. И конечно, я тебя прощаю. — Он поймал ее пальцы и легко сжал своей правой, теплой и живой, рукой. — Не представляю, через какие испытания тебе пришлось пройти. Но догадываюсь, что это был ад. Я сам в него спускался, поэтому знаю, как это — не доверять никому. Но мне ты можешь доверять, Аня. Я не простой смертный, который боится тебя или желает тебе зла. Я такой же, как и ты.
— А мы не простые смертные?
Макс хмыкнул:
— Что ты. Мы — это нечто новое. Думаю, даже эволюционно новое.
Он вернулся к модели солнечной системы и, сверяясь с календарем, который висел здесь же, на стене, подправил кольца сферы.