Выбрать главу

Вся в черном, мама без сопротивления заняла высокий стул и позволила заковать себе руки на подлокотниках ладонями вверх.

Глаза зажгло от слез, а всхлипы начали прорываться из моей груди. Вцепившись в подоконник, я упала на колени и начала молить:

– Прошу тебя!.. Ты слышишь м-меня я знаю! Молю, останови это… 

Сердце разогналось в груди до беспощадного, легкие начали гореть от частого дыхания, а сознание заплывать туманом.  

– Нет, – я пропустила мгновение, когда оказалась на полу, стремительно теряя связь с реальностью. – Помо… гите!..

Страх заковал меня в цепи. Только не сейчас! Мне нужно оставаться с ней, мне нужно помнить, мне нужно молиться...

 

АТРЕЙ

Ее зов сильно мешал. Он пронзал меня, как летящие копья с заточенным острием, которые нельзя было блокировать. Пришлось подавить сознание Кристин, но подсознание взять на себя. Риск. Неизвестно чем закончится такой переход, однако я пошел на это. Ей придется увидеть.

На трибунах сидело одиннадцать человек. Двенадцатый – палач. Ни одного случайного. Никакой трансляции и никаких последних слов. Лорейн Ривер отражала своим видом готовность и безмятежье. Удивительная выдержка. Находясь на пороге смерти, она смотрела с вызовом на свидетелей. На всех, кроме меня.

Стоило Лорейн уловить мое лицо, как в ее глазах пробегал едва заметное волнение. Она не знала, что ее дочь давно нашли. Но она знала, что я не дам погубить жизнь юниты, в случае поражения.

Мать Кристин видела во мне больше, чем другие. С самого начала. И я бы никогда не признался себе, но это напрягало. Я не хотел, чтобы она заблуждалась, а считал именно так. Потому что нельзя находиться в системе вполовину. Поэтому я не приемлю оправдания.

Я – часть системы. Я такой же, как и другие Праймеры. Я – палач.

Пожилая молитвенница с белой вуалью на лице, заключила свои слова символом и попросила прощения у осужденной. Та молча кивнула и слегка поправила положение в кресле. Тело Лорейн было напряжено и заметно подрагивало. Только глупцы не боятся смерти.

Ее глаза в последний раз обвели зал, прежде чем опустились на колени. Губы начали шевелиться в молитвах, которые не прекращались, даже когда ее вены пронзили катетерами. Только грудь начала вздыматься чаще.

Рука палача сделала последние операции на экране, который видели все.

– Приступить, – раздался голос главного судьи, который сидел на первой трибуне в центре.

– С миром, – следом произнес его помощник, приглушенно.

– С миром.

– С миром… – вторили по очереди голоса.

– С миром, – сказал я, пристально глядя на руку палача, что поднялась к экрану управления для последней команды.

Тишина заполнила пространство.

Укоренилась в каждом уголке. В этот момент можно было уловить, как летают частицы пыли в воздухе, как выглядит поток фотонов.

Мое тело стало каменным, а взгляд бездвижным. Лорейн тяжело дышала, лихорадочно глядя на катетеры, из которых по трубкам вот-вот должно было начаться течение крови.

Она не замечала.

Захват внушения уже атаковал одиннадцать сознаний. Двенадцатая – молитвенница. Она украдкой глянула на трибуны, задержалась на палаче, которого словно вмиг заморозили, и только тогда направилась к креслу, где сидела осужденная.

Счет велся на секунды, но женщина действовала без суеты.

Приложила палец ко рту, перехватив тревожный взгляд Лорейн, и вытащила катетеры из ее рук. Освободила запястья, помогла подняться и повела к запасному ходу из зала.

Ее мать обернулась напоследок. Поймала взглядом меня, хотя по позе и отстраненности я не отличался от остальных на трибунах.

Дверь бесшумно поглотила в темноту осужденную, а молитвенница неспешно вернулась на подиум и заняла свое место.

Я вывел всех из внушения одновременно.

Палач опустил руку, женщина с белой вуалью направилась к пустому креслу, по обе стороны, от которых стояли заполненные сосуды, а Свидетели безмолвно поднялись со своих мест и направились к выходу.

Зал покаяния опустел. Ушли все. Кроме одного.

Никто не придал значения, что один Праймер остался. Что его лицо стало болезненного вида, взгляд обезвоженным, а тело бездвижным и осевшим. Как будто так и надо.

Во рту пересохло. Я не мог поднять даже рук. Даже головы не мог повернуть в сторону темного хода, откуда в зал зашли двое стражей и сразу направились ко мне.  

Фокус удался. Ценой сбоя во всех системах жизнеобеспечения моего тела. Но это не страшно. Страшно если этой ценой не обойдется.