Нет, Кристин, ты не забыла, для чего находишься в этом доме. И ты не забыла, что стоя на коленях, дала этому человеку обещание о повиновении. Я по-прежнему не могла понять для себя, кто он – монстр или мой единственный шанс выжить в этом мире? Но на каком-то уровне своего неспокойного мироощущения я не хотела терять расположение Праймера. И даже чувствовала, что должна беречь доверие, которое может зародиться у него.
С этой мыслью я и уснула. И это был самый глубокий и спокойный сон за последнее время. И впервые мне не хотелось просыпаться утром. Потому что я видела не обрывки своей жизни, не подсознательные страхи, а что-то иное и странное. Но я не забывала, где нахожусь, даже в полудреме.
Распахнув глаза, я осторожно приподнялась и повернула голову в сторону, где должен был лежать Праймер. Хотелось протянуть руку и прикоснуться к простыням, чтобы убедиться в ощущении – его нет рядом. Но не решилась. Потому что энергетика иного слишком четко витала в воздухе. И я была почти уверена, что он находился в комнате.
Притянув колени к груди, я обняла их руками, и растерянно прислушалась. Внутренности сжались от волнения. От выпавшей возможности, наконец, услышать ответы! Наконец узнать правду… Но так страшно. Страшно упустить возможность и в то же время услышать правду страшно!
– Она жива? – сорвался полушепот с губ, и дыхание перехватило от волны адреналина.
– Ты все видела, – раздался четкий ответ спустя пару мучительных мгновений.
– О Боже, так это правда!.. – Я закрыла рот рукой, чтобы сдержать всхлипы. – Мистер Форд, я… Я не знаю, как вас благодарить… Я до последнего надеялась, но не думала, что вы пойдете на это!
Я услышала медленный вдох с его стороны, а затем неспешные шаги.
– С ней все в порядке?.. – взволнованно спросила я, когда Праймер приблизился к кровати.
– Она в безопасности, – ответил он коротко. – Теперь ты можешь об этом узнать.
Я горько улыбнулась и опустила голову, нервно вытирая слезы.
– Слава Богу, – пролепетала я искренне. – Я знаю, как вы рисковали, и… я так обязана!..
– Твоя мать жива, – перебил меня вдруг серьезный голос. – Но для всех остальных она умерла в зале покаяния, Кристин. Ты должна помнить об этом.
– Да я… понимаю, – уверила я, хотя меня насторожила интонация иного. – С ней точно все в порядке?
Я еще больше напряглась от его молчания. Не могло быть все так просто. Никогда в моей жизни ничего не было просто.
– Твоя мать жива и здорова. И о ней позаботятся. Но для всего есть цена.
Воздух с трудом зашел в легкие, а по телу спустился колючий жар.
– Что это значит? – спросила я едва дыша.
– Вы больше не увидитесь. Никогда.
Несколько секунд я точно оглушенная переваривала услышанное.
– Никогда?..
– Такова цена ее жизни, Кристин, – непреклонно напомнил Праймер. – Никто не узнает, где она находится. Даже я. Мне не нужны слова благодарности. Но прими это и не пренебрегай тем, что я сделал ради женщины, которая помогала тебе сбежать.
В грудь будто ударили кулаком, так тяжело дышать стало. Это определяющее, беспощадное слово Никогда, которое мне нужно было прямо сейчас принять. С которым предстояло смириться.
Никогда я не почувствую ее запах, никогда не услышу голос, никогда не спрошу как у нее дела и никогда не получу ответ! Никогда.
– Я… не пренебрегу, – произнесла я неровным голосом. – Я об-бещаю.
Мои слова не несли лукавства. Я не пыталась убедить Праймера в своей верности или застелить глаза. Я говорила то, что думала. То, что обещала самой себе! И когда придет время – я не стану сопротивляться. Повинуюсь, как и обещала. Я уйду в себя, но приму все, что должна сделать. Он спас ее. Ничто не даст мне забыть об этом.
Некоторое время над головой слышалось мужское дыхание. О чем думал иной глядя на меня? Пытался ли понять, что я испытываю, что таю в себе? Или может искал подвох в моих словах?
Однако вскоре раздались шаги и его биополе начало удаляться от кровати. Он уходил.
– Вы наказывали меня? – внезапно догнал Праймера мой голос.
Шаги прекратились, но в воздухе застыло молчание.
– Все это время… оставляя в неведении, – поспешила пояснить я, игнорируя колючее смятение за собственную наглость. – Ведь… вы могли все это остановить! Зная, что я переживаю ночами, и какая боль пожирает мой разум день за днем…
– Думаешь, я остановил? – холодно перебил он меня. – Нет. Облегчение, которое ты получила лишь временная анестезия. Внушение, но не лекарство от болезни твоей души.
Я растеряно выслушала иного, чувствуя, как расползается внутри негодование.