У всех остальных видов нет иного выбора, кроме как чувствовать себя непринужденно в той жизненной нише, в которой они оказались: обезьяна не задаётся вопросом о смысле своего существования или о своём предназначении — она просто живёт, — и будущая раса вряд ли будет испытывать такие смешанные чувства, какие знакомы нам. В конце концов, Homo sapiens можно определить не по «мозгу» и «культуре», а как существо, которое знало неудовлетворённость, которое жило в «божественном недовольстве» именно потому, что в нашей родословной линии именно у нас формирующийся неокортекс достиг такой стадии, когда он бросает вызов старому мозгу и в некоторой степени контролирует его, но у него ещё нет собственной области деятельности. Наш разум и всё наше существо в основе своей двойственны, и это, не считая каких-то наших технических достижений, является отличительной чертой Homo sapiens.
Вопрос о том, существует ли подобная линия развития в других частях Вселенной, где эволюционировал разум более высокого уровня, остаётся открытым для рассуждений. Может случиться так, что это направление развития характерно исключительно для нас самих, но мы не склонны теоретически допускать уникальные явления и считаем более вероятным то, что стадия, подобная нашей, неизбежна в развитии любого разума очень высокого уровня в любом месте Вселенной. В любой линии эволюции переходные фазы неизбежны, и поэтому мы считаем, что нам следует ожидать появления стадий, подобных нашей, везде, где возникают высшие формы жизни и разум.
Любая переходная стадия по своей природе не очень стабильна и потому, вероятно, будет не слишком долгоживущей. Именно по этой причине, если не по какой-то другой, геологическая летопись не содержит массовых свидетельств существования связующих форм. Отсюда и долгие поиски переходных форм (так называемого «недостающего звена»), которые перебросили мост через пропасть между человекообразными обезьянами и нашим видом, — пробел, который только в наши дни заполняется благодаря совсем недавним открытиям в Африке австралопитеков и других связующих форм.
Однако если мы окинем взглядом всю историю развития приматов с менее антропоцентричных позиций, то нам или нашим потомкам, возможно, всё же удастся обнаружить, что австралопитеки были относительно стабильной формой, если сравнивать их с нами, Homo sapiens. Будущее вполне может показать, что мы, наряду с неандертальцами, кроманьонцами и другими сравнительно недавними предшественниками, были «пробным этапом» в движении природы к более стабильной форме, способной стать носителем разума высокого уровня. Сам факт того, что мы обнаруживаем у себя конкурирующие системы мышления в пределах одного мозга, должен нас насторожить: вероятно, мы сами являемся своего рода «переходной формой» между человекообразными обезьянами и будущим, более гармонично адаптированным Homo neocorticus.
Разумеется, это создаёт огромные проблемы в ходе планирования установления межпланетных сообщений. Возможно, что лишь на переходной стадии, свойственной нашему виду, и то лишь на коротком этапе его развития, у нас вообще возникает какое-то ощущение потребности куда-то добраться и что-то исследовать. Это та склонность, которая характеризует наш прогресс. И если другие существа нашли определённую среду обитания и приспособились к ней, человечество столкнулось с вызовом в виде новых горизонтов и постоянно стремилось к ним, будь то на кораблях из стволов папируса, на плотах из бальсового дерева, на парусных судах, самолётах или межпланетных ракетах.
Сейчас, начиная проникаться необъятностью Вселенной, мы чувствуем себя запертыми в одиночестве в её дальнем уголке на нашей крохотной планете. Но для того, чтобы установились межпланетные сообщения, нам, вероятно, нужно будет ловить редкий шанс того, что в другом мире появился другой биологический вид, который достигнет нашей стадии развития примерно в то же время, что и мы сами, или, скорее, в то время, за которое позволило бы добраться до них то расстояние, которое нужно преодолеть. Не исключено — более того, вполне вероятно, — что такие миры существуют на просторах Вселенной.
Куда же мы отправимся дальше? Каков будет мозг, который заменит наш?
Супермозг Homo neocorticus, как мы уже говорили, не обязательно должен быть заметно крупнее нашего, чтобы породить разум совершенно иного качества. Однако для того, чтобы это изменение случилось, он должен несколько превосходить наш как по количеству своих нейронов, так и по количеству соединений аксонов и дендритов между ними — и, следовательно, в определённой степени по абсолютной массе.