С пальмовой аллеи они свернули в более низкие предместья. В тенистых улочках здесь непрерывно длился один огромный сук — база. Казалось, будто каждый обитатель этого квартала чем-то торгует, что-то продает, во всяком случае, готов продать, достаточно было выразить хоть малейшую заинтересованность его, торговца, одеждой, домом, имуществом, детьми. Товары выкладывались на ступенях, в окнах, на балконах, непосредственно на земле или на импровизированных стойках. Антон тут же объяснил, что здесь и в самом деле верят в «лавки глупцов» — только глупец подошел бы и начал непосредственную торговлю. Достаточно начать беседу с торговцем, достаточно, чтобы он тебя коснулся, взял за руку — и не заметишь, как пройдет час, а ты останешься с кучей ненужных вещей, потратив все свои деньги до последнего гроша. Как говорит неургийская народная мудрость, каждый второй измаилит — это демиург жадности. А здесь, в Воденбурге, можно встретить персов, индусов, арабов, негров и эгиптян, прибывших прямиком из-под солнца Навуходоносора. Неургийцы все еще видят в них экзотических магои, которые обыкновенных, «глиняных» людей без труда склоняют к своей морфе. Тут не было ясно, разделяет ли Антон эту уверенность или нет, когда он столь обширно рассказывал про воденбургские обычаи и объяснял ритуалы. Покупать следует только через посредника или, по крайней мере, сохраняя определенную дистанцию, не отзываясь, лишь показывая на конкретные товары длинной палкой. Свои заказы Абель с Алитеей передавали Антону шепотом. Он всякий раз начинал с того, что указывал на совершенно иной предмет. Толкучка в это время была настолько большой, что брат с сестрой не раз меняли собственное мнение, неуверенные в собственных желаниях под расходившимся керосом.
И так вот, из улочки в улочку, с одной площади на другую, а за углом всегда находилось нечто еще более привлекательное — выходило на то, что они никогда отсюда не выберутся. Никто не может полностью выстоять перед морфой сука, даже бедняка можно запутать в паутине бессильных желаний; особенно бедняка. Среди всего прочего Антон купил изящный готский канджар из черной, пуринической стали, с рукоятью, вырезанной в виде головы священной кобры (для Абеля) и деревянный пифагорейский кубик вместе с набором ножных браслетов, изготовленных, якобы, во времена первого нашествия Народов Моря (для Алитеи).
И они наверняка бродили бы так до самых сумерек, если бы не неожиданное движение толпы, подхватившее их за собой — людская река выливалась между домов прямиком на северные луга. Не успели они сориентироваться, о чем, собственно, говорят окружающие их люди, что покрикивают возбужденные дети, опережавшие их бегом целыми кучами — Абель с Алитеей уже стояли в первом ряду зевак, охваченные той же самой морфой бескорыстного любопытства, засмотревшись на неспешное шествие повозок и животных.
В первых рядах достойно шли элефантийные морфезооны: индийские берберы и вавилонские бегемоты, покрытые шерстью с карминовыми полосами, укладывающимися в спиральные узоры. С гигантских туш берберов свисали, почти что заметая землю, желтые штандарты со стилизованными надписями на пракрите. На спинах элефантов, на шее и за лопатками сидели полуголые всадники, худощавые мужчины и женщины из под азиатской морфы, которые были, как догадался Абель, укротителями, демиургами зверей. У всех у них была серо-коричневая кожа и длинные черные волосы, связанные толстыми узлами; по ним прохаживались десятки, сотни мух и других насекомых, тучи тех же насекомых кружили у них над головами, чтобы тут же покрыть тела бестий. На топорно вытесанные морды вечно сгорбленных бегемотов была наложена сложная упряжь, заслоняющая им глаза, рядами крючьев и цепей пробивающаяся сквозь поморщенную шкуру и твердую кость вовнутрь пасти и в самую средину угловатого черепа. Бегемотов первоначально сформировали для войны, и все так же, во всех своих видах, они отличались податливостью к неожиданным, внезапным приступам ярости, в которых зверь бросался прямо перед собой, раздавливая, растаптывая и разбивая все на своем пути; а поскольку их сформировали таким образом, чтобы их было максимально трудно уничтожить, лишь немедленное уничтожение мозга животного давало какую-то гарантию удержания такого бешеного натиска и атаки. Укротители, в теории, могли управлять бегемотами, но большинство цивилизованных стран не впускала зверей в собственные границы без надетой на них «упряжи смерти». Теперь же, с каждым шагом пары чудищ — бух, бух, тряслась земля — у зевак из уст вырывались пугливые вздохи, и линия толпы волновалась — полшага вперед, полшага назад, Абель с Алитеей двигались вместе с остальными; Абель стиснул сестру за руку, и они следили за животными симметричными взглядами. В следующую очередь, уже за морфезоонами, катились высокие повозки, которые тянули парные упряжки ховолов. На открытых платформах представляли свои умения акробаты, жонглеры, демиурги огня, воды, воздуха и железа, иллюзионисты и магои. Вдоль каравана, от самого его конца, теряющегося в клубах пыли на спускающейся с северных холмов дороге, до сворачивающей на луга головы похода, скакали на тонконогих зебрах всадники, хриплыми голосами издающие короткие окрики на нескольких ломаных языках попеременно и размахивающие дзунгуоньскими факелами, из которых выстреливали фонтаны цветастых искр.