Я широко улыбнулся и посмотрел на небо. Что-то вдруг стало так хорошо.
Это ведь мои товарищи. Друзья. Моя команда. Я действительно могу на них положиться.
Вот только вдруг радость сменилась небывалой злобой.
— Загорская… — прорычал я.
Хотел про себя, но получилось вслух.
— Игорь… — встревожилась Алёна. — Ты же не собираешься сейчас…
— Нет, — успокоил я её. — Но она перешла черту.
Гнев унялся, превратился в холодную, расчётливую ярость.
— И что будем делать? — с предвкушением спросил Бат.
— Когда накажем ублюдков? — добавил Батар.
— Скоро, — ответил я. — Мы покажем этим засранцам, насколько силён род Разиных!
Пора созывать знамёна!
Глава 18
г. Тунгус, квартира Елизаветы Загорской.
Елизавета сидела в своём любимом кресле в полной тишине. Не шевельнула ни одним мускулом, но такой спокойной она оставалась только снаружи. Внутри же у неё бушевали гнев, страх, ярость, ужас.
Всё провалилось. Весь её план полетел к чертям!
Да что за ублюдков собрал вокруг себя этот Разин⁈ Её личная гвардия, боевые псы, снаряжённые не хуже любого спецподразделения имперской армии, потерпели сокрушительное поражение. И ладно бы они столкнулись с самим Разиным — что граф стал довольно сильным магом, ей было известно. Но остальные…
Бахтин, этот сосунок, мажористый племянничек маршала Громова. В отчёте сказано, что он вышел вместе с одним из монголов Разина против боевой колонны, и половину машин они взяли на себя, пока «Тур», на котором ехала Земская, не увела вторую половину на чёртово болото, где все и завязли.
Даже тайное нападение на эту треклятую Азуми сорвалось. А ведь всё было идеально! Наблюдатель видел, что всё должно было получиться. Как этот самурай учуял подставу⁈
И эта грёбаная Алёна… Они что, на танке ездят⁈ Какой-то обычный гражданский «Барс» мог расхерачить боевую машину Загорских!
Да чёрт вас побери! Даже бригада, которая просто должна была выполнить свою работу, с какого-то хрена догадалась о засаде и завела гвардейцев в грёбаную тайгу!
Наконец Елизавета немного пошевелилась. Дёрнулся её указательный палец на правой руке — длинный ноготь чуть царапнул обивку. А затем она вдруг впилась побелевшими пальцами в подлокотники, а лицо её исказилось в гневе.
А что случилось в особняке? Он вообще должен был быть пустым, но вся колонна заглохла прямо на подходе, оружие отказало, а люди под гипнозом просто повернули обратно. Невообразимо!
— Р-р-разин… — прорычала она тихо.
Вдруг замок отворился, и она жутко испугалась.
Неужели это он? Неужели Разин так быстро до неё добрался? Как он прорвался через всю гвардию, которая сейчас держала плотную оборону⁈ Ничего же не было слышно!
Она почувствовала, как затряслись ноги. Затем дверь медленно, со скрипом, отворилась. Елизавета затаила дыхание.
В дверном проёме стоял человек в чёрной боевой форме с балаклавой, с изображением черепа и капюшоном натянутым на голову. Балаклава с изображением отпечатка руки.
— Это… ты? — прохрипела Елизавета.
Человек не ответил, просто кивнул.
— Но вы же должны были прибыть позже…
— Ты облажалась, — холодным, пронзительным голосом сказал человек.
Это был один из «Карающей Длани» Загорских.
— Я… нет… отец, он же… У меня же есть время…
— Мы видели. Ты провалилась. Дальше действовать будем мы.
Дверь громко захлопнулась, заставив Елизавету содрогнуться. Затем она просто уставилась в стену, даже не моргая, пытаясь понять, что же пошло не так. Почему все атаки обернулись провалом? Почему остальных, кто точно не мог дать отпор, не нашли?
Неужто кто-то её предал?
Арсений? Нет, он верен ей, как пёс хозяйке. Он не мог бы её предать. Ошибиться мог, но не предать. Гроздин? Этот ядовитый граф вполне способен. Может, он виноват? Ведь это под его командованием находится её личная гвардия.
Елизавета вдруг почувствовала, как по щеке стекает что-то горячее. С удивлением коснулась лица и увидела влажные пальцы — это были слёзы. Вот только слёзы отчаяния или слёзы ярости?
Вдруг в груди закипел гнев. С диким рёвом она вскочила, схватила первый попавшийся стул и швырнула его об стену. Обернула кулак каменной перчаткой и с яростью расколола дорогущий стол, а затем принялась громить комнату, вымещая свой гнев.
Она провалилась. Если в дело вступила «Длань» — значит она потерпела поражение.
Когда в комнате не осталось ничего целого, Елизавета наконец-то успокоилась. Дыхание ещё было тяжёлым, и на лице вдруг проступил отчаянный оскал.