Гренадер молча смотрел на карту, и на его изуродованном лице медленно расплывалась жестокая, хищная, абсолютно понимающая улыбка.
— Хитро, бригадир. Очень хитро. Будет исполнено. Отвлечем так, что они и родную матушку забудут, не то что про тылы.
— Вот и славно, — я свернул карту. — А теперь, господа, — за работу. И помните: от того, насколько хорошо каждый из вас сыграет свою роль, зависит исход всего представления.
Они расходились, и я видел, как по мере удаления от моей палатки их шаги становились все быстрее, а разговоры — все громче и азартнее. Я выпустил джинна из бутылки. Вирус безумной, дерзкой надежды начал распространяться по лагерю, вытесняя апатию.
Оставшись один, я тяжело сел на походную койку. Тело гудело от усталости, нога ныла тупой, изматывающей болью. В голове царил порядок, каждая деталь плана была на своем месте. Но где-то в глубине души шевелился червячок сомнения. Я затеял самую рискованную игру в своей жизни, поставив на кон все, что у меня было. Но ведь самое главное, я приберег. Вся это постановка была ради одной единственной цели, которую я разглядел в Азове через трубу.
Глава 2
Короткий, беспокойный сон не принес облегчения. Я проснулся задолго до рассвета. Принятое в горячке вчерашнее решение сегодня, в холодном полумраке палатки, казалось откровенным безумием. На кон была брошена судьба армии и она зависела от представления, декорации к которому предстояло сколотить из гхм… и палок. Снаружи лагерь уже проснулся. У костров вместо хмурых, обреченных теней сидели возбужденные группы солдат, передавая из уст в уста невероятные слухи о «громовых стрелах» и «дьявольской музыке». Эта вера в чудо — пока мой единственный актив. И это было хорошо.
Наша «фабрика чудес» разместилась в старой походной кузнице — приземистом, пропахшем дымом строении, за ночь превратившемся в подобие алхимической лаборатории. Здесь, под моим неусыпным надзором, поручик Ржевский, чьи глаза теперь горели фанатичным огнем новообращенного, пытался наладить первое производство. На грубый деревянный стол я высыпал щепотку серовато-белого порошка, извлеченного из потрохов «потешных огней».
— Смотри внимательно, поручик. Вот наша основа.
Стоило мне поднести к порошку тлеющий фитиль, как раздался резкий, сухой хлопок. На мгновение мастерскую залил ослепительно-белый свет, выхватив из темноты испуганное лицо Ржевского и закопченные балки под потолком. Вспышка погасла так же быстро, как и родилась, оставив после себя едкий запах и темные пятна перед глазами.
— Слишком быстро, — оценил я, отбрасывая фитиль. — Вспышка ослепит, но не оглушит. Удар должен быть тягучим, выворачивающим душу. Нам нужен раскат грома, который будет длиться целую вечность в их головах.
Ржевский растерянно смотрел на остатки пепла. То, что для него было чистой магией, для меня оставалось простой химией. Реакция горения чистого магния протекала слишком бурно, ее следовало замедлить, «разбавить».
— Прикажи собрать по всему лагерю старые подковы, затупившиеся тесаки. Все железо, что негоже. И мне нужны горы мельчайших опилок.
Через час кузня гудела от мерного скрежета. Сменяя друг друга, солдаты усердно терли ржавое железо, и рядом со мной росла серая горка металлической пыли. Я начал экспериментировать, смешивая составы в разных пропорциях, пока не добился нужного результата. Новая смесь горела дольше, около трех секунд, выбрасывая сноп ослепительных искр. Уже лучше, однако мне требовалось нечто большее. Мне нужен был иррациональный, суеверный ужас. Порывшись в походном сундуке, где хранились образцы руд и минералов, я достал несколько тяжелых, молочно-белых камней.
— Это что за камень, ваше благородие? — с любопытством спросил Ржевский.
— Назовем его «лунный камень», поручик, — ответил я. — Прикажи растолочь его в самой мелкой ступке. Пусть думают, что сам Шайтан им салютует.
Барит (еще с Евле остался, пригодился все же), прихваченный мной в Игнатовском, должен был придать вспышке неземной, мертвенно-зеленый оттенок. С начинкой разобрались. Тем не менее, тут же встал второй, не менее важный вопрос — корпус. Здесь я целиком положился на идею Ржевского.
— Твоя мысль с папье-маше дельная, поручик, весьма. Она решит главную задачу — никаких осколков. Займись этим. Мне нужно пять сотен корпусов.