Инженер Петра Великого — 8
Глава 1
Тишину кабинета вспороли мои слова. Бокал с вином застыл в руке Якова Брюса. Светская расслабленность слетела с него, как позолота, и теперь передо мной сидел глава Тайной канцелярии — жесткий, холодный, требующий объяснений. На его лице плескалось почти враждебное недоумение.
— На чем основаны твои выводы, барон? — хмуро спросил он. — «Восстание началось». Это слишком серьезное заявление, чтобы бросаться им на основе запоздалого донесения о казачьей драке. Я должен буду доложить Государю, и мне нужны факты, а не предчувствия. Государь не терпит паникеров.
Я медленно опустил бокал. Внутри разлилась смертельная усталость: только что с одной войны — и тут же втягивают в другую. На мгновение захотелось махнуть рукой, сказать: «Разбирайтесь сами, я инженер». Но передо мной сидел единственный человек в этой Империи, способный понять и помочь. Придется работать.
— Факты появятся позже, Яков Вилимович, — ответил я, поднимаясь. — Когда гонцы принесут вести о разгроме отряда Долгорукого и падении Черкасска. Но тогда будет уже поздно. Мы говорим о расчете, а не о предчувствиях.
Подойдя к огромной карте Империи, занимавшей всю стену, я взял угольный грифель.
— Вы ведь знакомы с работой моих прокатных станов, — начал я издалека. — Знаете, как мы получаем броневой лист. Берем крицу, раскаляем, пропускаем через валки. Снова раскаляем, снова пропускаем. С каждым проходом металл становится тоньше, прочнее, но внутри него накапливается напряжение. Если переусердствовать, не дать ему «отдохнуть», не провести вовремя отжиг, он становится хрупким. И тогда достаточно одного неверного удара, чтобы весь лист пошел трещинами.
Лицо Брюса было непроницаемо, зато в глазах появился интерес. Эта аналогия была ему понятна.
— Дон, — я обвел грифелем земли Войска Донского, — это такой же лист металла, который мы десятилетиями «прокатывали» государственными реформами. С каждым указом, отменяющим их вольности, с каждым новым налогом, с каждым полком, посланным ловить беглых, напряжение внутри росло. А беглые, раскольники, весь этот горючий люд, что стекался туда, — это примеси в сплаве, создающие внутренние дефекты.
Я ткнул грифелем в точку на карте.
— Бахмутские солеварни — то самое слабое место, где напряжение достигло предела. И князь Долгорукий, с его жестокостью, — это удар закаленным бойком по перекаленному, хрупкому металлу. Результат предсказуем.
Бросив грифель на стол, я повернулся к Брюсу.
— Но это лишь аналогия, Петр Алексеич, — возразил он. — Красивая, но всего лишь аналогия. Казаки — не металл. Они могут стерпеть, подчиниться…
— Они не подчинятся, — прервал я его. — Потому что Долгорукий для них — чужой. Он пришел карать, а не договариваться, и каждая его казнь и высеченная станица будет сплачивать их, а не усмирять. Знаете, что мне так и не удалось перетянуть на свою сторону казачью среду. Некрасова я и так и эдак, а он все о воле казацкой думает. Кстати, за ним нужен теперь особый пригляд. Не успел я сделать его своим человеком, не успеет и он сам проникнуться благами империи. Они перестанут видеть в нас своих. Для них мы теперь такие же враги, как татары.
Лицо Брюса окаменело. Мои метафоры он мог счесть игрой ума, но моя «игра» с атаманом Некрасовым, о чем он явно не в курсе был, становится прямым провалом его ведомства. Хотя он должен был знать про азовский «триумвират».
— Почему мне не доложил? — процедил он сквозь зубы.
— Потому что я не был уверен до конца, что дойдет до крайности.
Брюс долго молчал, его взгляд был прикован к карте. Мой анализ, подкрепленный конкретным провалом, не оставил ему пространства для маневра. Он не верил в пророчества, зато верил в расчет. Наконец, он отвернулся.
— Хорошо, генерал. Твой расчет верен. Лист металла треснул. — Он тяжело опустился в кресло. — И мы опоздали. Что теперь?
Вопрос повис в воздухе. Он признал диагноз. Теперь пришло время искать лекарство, и в этом деле он был главным лекарем Империи. Вскочив с кресла, он начал мерить шагами кабинет. На смену расслабленности пришла сконцентрированная энергия. Светская беседа закончилась.
— Хорошо, — он резко остановился у камина. — Раз мы принимаем расчет за основу, действовать нужно немедленно и жестко. Первое, что приходит на ум, — удар.
Его глаза блеснули в свете огня.
— Государь далеко. У меня есть полномочия. Я могу своей властью снять с северных границ два лучших гвардейских полка. Скрытно перебросить их на юг. Их задача — пройти тихом и найти ставку Булавина, взять ее штурмом и повесить его самого и всю его старшину на главной площади Черкасска. Обезглавить восстание одним ударом. Как тебе такой план, генерал?