- Это ваше новое лицо. Полюбуйтесь. Осталось только вас привести к соответствию, но этим как раз Лидочка и займется. Ах, да, я забыл Вас спросить о самом важном. Вы разговариваете по-английски?
Вацлав утвердительно кивнул.
.- Это хорошо. А то выглядело бы по-меньшей мере странно, британский гражданин, а в аглицком ни бум-бум, хотя мы бы и это исправили. Только времени бы много заняло. На пару недель бы точно застряли.
Рюмин довольно потер руки.
- Ну, что мы на пороге то стоим. Напоите-ка Вы нас чаем, да с бубликами.
- Не напрягайтесь так. Мы бублики с собой принесли. Свежие, - сказала Лидочка, доставая из сумочки бумажный сверток.
- Немного отдохнем, а потом займемся вашей внешностью.
Они направились на кухню, где Лидочка развела бурную деятельность. Поставила чайник на плиту, расставила на столе чашки, откуда-то извлекла банку с малиновым вареньем и разлила его по блюдечкам, поставила глубокую миску, куда выложила бублики, еще горячие, украинские.
Она так уверенно шустрила по кухне, что складывалось впечатление, что если она даже не жила раньше здесь, то по крайней мере часто останавливалась в гостях.
- Как Пугало наше? Не мешало Вам жить? – выглянул в окно Рюмин.
Кухня напротив пустовала. Костлявого инвалида не было видно.
- Безобидный человек, но со странностями, - рассеянно ответил Вацлав, думая о своем.
Что они собираются делать с его лицом? Когда Лидочка выкладывала бублики, он заметил в сумочке блестящий медицинский инструмент и шприцы. Уже не собираются ли они делать ему пластическую операцию? Резать его лицо, чтобы из имеющегося материала слепить другой облик?
- Да уж. Куда безобиднее, - усмехнулся Роман Рюмин. – Это Пугало стольких людей своими руками на тот свет отправило, что не сосчитать. Он ведь до войны расстрельных дел мастер был. В НКВД служил. Людей к стенке ставил. Потом война началась, завертелось. Его на фронт бросили, сначала на один, потом на другой. Под Сталинградом под бомбежку угодил. Засыпало, ноги балками придавило. Теперь вот может только на костылях ковылять. Понятное дело, со службы погнали на почетную пенсию. Хорошо, что не расстреляли. Повезло ему. Пугало сперва пил, потом сам предложил свои услуги, и стал сексотом. Его иногда специально подбрасывают, чтобы следил, да секреты вынюхивал. Инвалид войны доверие вызывает. Люди готовы душу ему раскрыть.
- Гнида он, а не человек. Вешать таких надо, - неожиданно зло сказала Лидочка.
- Да нет. Зверюшка скорее забавная, но уже не опасная. Смерть для него слишком простой выход.
Больше о Пугале они не говорили. Чай пили молча. Каждый думал о своем. Рюмин выстукивал по столу кончиками пальцев незнакомый ритм, то ли от нервов, толи размышляя о чем-то. Лидочка хмурилась, усиленно дула на кипяток, пытаясь его остудить. Выглядело это потешно. Вацлав сам не заметил, как разулыбался. И хотя они только-только познакомились, еще и поговорить толком не успели, девушка ему понравилась. Ему был приятно находиться рядом с ней, пить вот так чай вприкуску с бубликом. Это было так по-домашнему уютно, что он и думать забыл о своих проблемах, все страхи и тревоги отступили в сторону.
- Холодно нынче. Говорят, зима лютая будет, - сказала Лидочка.
- Там куда вы поедете, Вацлав Георгиевич, намного теплее. Даже снег не всегда есть, - сказал Рюмин.
- Везет же Вам. Тут опять замерзать придется. Ненавижу этот город и эту страну, - поморщилась Лидочка.
- Почему же не уедете? – спросил Вацлав.
- Работа у меня такая. На службе я. Нравится, не нравится, пока контракт не закончится, тяни лямку и не чирикай, - улыбнулась Лидочка.
После чаепития Роман Рюмин попросил Вацлава пройти в спальню.
- Сейчас мы вам сделаем укольчик. Вы заснете, а когда проснетесь, не узнаете себя, - пообещала ему Лидочка.
- А укольчик обязательно делать? – спросил Северянин.
Он с детства не любил иголки и врачей, с тех пор как переболел воспалением легких, и его утром и вечером кололи лекарствами.
- Так будет лучше для Вас. Во сне Вы ничего не почувствуете, - пообещала Лидочка.
Он доверился ей. Послушно лег на кровать, предварительно сняв рубашку. Постарался расслабиться. Укола даже не почувствовал, только прикосновение ее нежных, волнительных пальчиков к его плечу.