- Уйдем из почтового вагона. В поезде нам оставаться нельзя, - рявкнул Рюмин. – Что там произошло?
Северянин на бегу попытался объяснить. Получилось плохо, скомкано, смазано, но Солдат все понял.
- Под чужую раздачу мы попали. Плохо. Елена, говоришь?
- Елена, - подтвердил Вацлав.
- Кажется, я догадываюсь, кто она такая. В любом случае в поезде ее нет уже. Как и благоверного ее.
Оказавшись в тамбуре почтового вагона, Рюмин долго возился с дверью. Северянин напряженно вглядывался в темноту коридора. Нет ли за ними погони. Наконец, Рюмин открыл дверь вагона. Поезд летел через какие-то поля, с одинокими деревцами. Рюмин, не церемонясь, схватил его, выпихнул наружу и прыгнул вслед за ним.
Падать было больно. Северянин скатился по железнодорожной насыпи, ободрал лицо, порвал пиджак, но в целом остался цел.
***
- Натоптали то, натоптали. И по каким это буеракам вы лазали, господа хорошие? – ворчала Дарья Ивановна Луппонен, интеллигентного вида старушка, в чей дом они постучались поздним вечером после трех часов блужданий по холодному лесу.
- Нам бы только умыться и отогреться. Да по телефону позвонить. Есть у вас откуда позвонить? – состроив жалостливое выражение лица, спросил Рюмин.
Вид у него и правда был бандита с большой дороги, который вышел на промысел в строгом костюме, да изодрал и запачкал его по дороге.
- Откуда у меня у старой телефон? В деревне живем, а не в престольном Петербурге. В сельсовете у Тойво есть телефон. Только его сейчас там нет. Поздно уже. У себя поди кровать греет. Тут недалеко. Если из дома направо по улице, то пятый дом от меня. Увидите, зеленый такой с белыми наличниками.
Дарья Ивановна бросила строгий взгляд на гостей, отчего Северянин тут же почувствовал стыд, словно провинился в чем-то, а вспомнить не может.
- Вы пока чай погоняйте, Вацлав Георгиевич, а я сбегаю до телефона. Время терять не хочется, - с этими словами Рюмин выскочил за дверь, оставив Северянина одного с ворчливой старушкой.
Вацлав никогда раньше не бывал за границей, и никак не ожидал, что первой встреченной иностранкой в новом мире будет интеллигентная русская женщина, годящаяся ему в бабушки.
- Что встали истуканом на пороге, мил человек? Проходите. Я сейчас чайник нагрею, и будем чай пить с печеньем. У меня вкусное печенье есть. Сама пекла, - послышался голос Дарьи Ивановны из кухни.
Вацлав не дал себя лишний раз уговаривать, прошел в просторную большую комнату, служившую пожилой женщине и гостиной и столовой. В комнате стоял большой обеденный стол с кружевной скатертью, стулья с высокими резными спинками и большой удобный диван, застеленный коричневым покрывалом с кисточками. На столе стояла большая настольная зеленая лампа с абажуром, и лежала раскрытая книга с очками на серебряной цепочке. Вацлав не удержался и полюбопытствовал. Бабушка читала на ночь глядя Достоевского, «Бесы», вполне подходящее чтение для столь смутного времени. Федор Михайлович прозорливец, буйство красной чумы видел загодя, пытался предупредить, да кто его слушать стал.
Северянин хотел было сесть на диван, но посмотрел на себя в зеркало, висящее напротив, и решил, что не достоин дивана. Выглядел он ужасно. Осунувшийся, с красными заветренными глазами, в рваной грязной одежде. Удивительно, что старушка открыла им дверь. Либо она слепа как церковная мышь, либо слишком сердобольная. Впускать подозрительных типов столь затрапезного вида на ночь глядя, ничего не бояться. Либо у них тут край непуганых идиотов.
- Не думайте столь дурно обо мне. Я впустила вас потому что вы выглядите приличными людьми, - словно прочитав его мысли сказала Дарья Ивановна.
Она вплыла в комнату с подносом в руках, на котором стояло три чашки, заварочник и розетка с вареньем. Судя по ароматному запаху, малиновым.
- Места у нас тут тихие. Новые лица редкость. Бандиты не ходят. Так что опасаться нам нечего. В деревне народу много. Это не то что у коммунистов, где из деревень люди бегут. Знаю, сама когда-то сбежала.
Дарья Ивановна поставила поднос на стол и ушла в кухню за чайником.