Северянин зашарил глазами по толпе. У человека прихватило сердце, он упал. Это бывает. Душно стало в толпе, потерял сознание, это понятно. Но кровь тогда откуда? Это очень было похоже на убийство. Но кто его убил? Радочка Катаева или Степа Сидоров? Они шли рядом. И больше никого не было.
Наконец, Вацлав увидел то, что искал. В сторону тротуара сквозь толпу протискивался человек в черном пальто и шерстяной кепке. Он уже видел эту кепку раньше. Буквально за несколько минут до падения Чужина, она мелькала как раз рядом с ним. Не отдавая себе отчет, Северянин стал пропихиваться вслед за шерстяной кепкой в надежде догнать. Он представления не имел, что он станет делать, когда его настигнет. Если этот человек хладнокровно убил Чужина, то что ему стоит убить еще одного человека.
Северянин старался не выпустить из виду черную кепку. Он уже был близок к цели, когда дорогу ему преградил большой, похожий на бегемота мужчина в сером пальто с гвоздикой в петлице. Его раскрасневшееся лицо было покрыто бисеринками пота, и от него несло смесью дешевого одеколона и водки. Он никак не хотел уступать дорогу, и когда Вацлав сумел обойти его, черной кепки нигде не было видно. Порыскав по тротуару, Северянин заглянул в ближайшие парадные, но бросил это безнадежное дело и ввинтился назад в толпу. Расталкивая людей локтями, он добрался до места трагедии.
Вокруг уже суетился молоденький лейтенант милиции с испуганными глазами. Он пытался организовать оцепление места убийства и оборонялся от истерично плачущей Радочки Катаевой, которая то и дело дергала его за рукав и спрашивала: «Как же так? Как же дальше?»
- Ножом пырнули, - сказал Коля Рузовский. – Аккуратно так. Сразу умер. Не мучился.
- За что его? – вырвалось у Северянина.
Но Рузовский ему не ответил.
***
Люди в сером пришли третьего мая.
Второго кружились по институту милицейские чины. Все расспрашивали, совали нос во все документы, обнюхивали лаборатории. Но делали все аккуратно, словно боялись наследить.
Люди в сером не церемонились, предъявили красные корочки с грозной аббревиатурой «КГБ» и перевернули все вверх дном. Работа лабораторий оказалась парализована.
После обеда начались допросы. Таскали всех по алфавиту, включая уборщиц Глафиру и Татьяну, которые работали посменно в утренние и вечерние часы, и в это время должны были сидеть дома, наслаждаться пенсией. За ними по распоряжению Геворкяна, возглавившего лабораторию после убийства Чужина, отправили служебную «Победу».
Северянин сидел в курилке с коллегами и смолил сигарету за сигаретой. В лаборатории их не пускали. Там шли обыски и выемка документов. Опытный в таких делах Вацлав знал, что работа отныне встанет. Документы назад они могут не получить, а там все результаты лабораторных экспериментов. А если и получат, то не раньше чем через полгода. Такие дела быстро не делаются. Хорошо, что он сделал со всех документов копии, которые лежали теперь у него дома. Хотя ЭТИ могут и до дома добраться. Их никто не остановит.
- Говорят, Чужин на американцев работал, - сказал неожиданно Вася Губенко, сотрудник лаборатории «сопромата».
Северянин напрягся. Что это? Провокация? Прощупывание почвы на предмет выявления нежелательного, чуждого классового элемента? Северянин решил промолчать, а Коля Рузовский, болтун, вступил в диалог.
- Брехня. Петрович – старый большевик, фронтовик. Не мог он. Как у тебя язык повернулся такую мерзость произнести?
Но его преданную речь почему-то никто не поддержал. На Рузовского косились с подозрением и презрением.
Кто-то возразил Коле Болтуну. Кто-то поддержал Васю Губенко. Кто-то высказал свою версию. Начался долгий дымный разговор, но шепотом, так чтобы никто кроме них ничего не слышал.
Северянин в беседу не вмешивался. Ему было о чем подумать. Кому потребовалось убивать Чужина? Вот главный вопрос. Убили его в толпе, на демонстрации, при большом скоплении народу. Убили профессионально. Так что версии ограбления и бытового убийства можно смело отбросить в сторону. Убили Чужина ножом, и ведь знали куда бить, так чтобы наверняка, быстро и не откачали. Так во время войны СМЕРШ работал. В войну Вацлав был мальчишкой, а его отец прошел путь от штрафника (а кем еще мог быть сын врага народа), до комбрига. Он много рассказывал сыну, особенно, когда выпьет. Два года назад он умер. Эхо войны его накрыло, так говорили в народе.