Большие чины от науки, находящиеся на коротком поводке у конторы, тут же сообщили об этому кому надо. На самом верху было принято решение убрать болтливого карьериста, все данные изъять и строго засекретить, а ненужных свидетелей уничтожить.
В советской стране, как давно уже успел запомнить Северянин, «незаменимых людей нет». Возможно, хищники из комитета не стали бы их убивать, как Чужина, арестовали бы по сфабрикованному обвинению, выслали куда-нибудь в глухомань, где организовали бы силами осужденных сверхсекретную лабораторию по изучению лимфоэнергии под серьезным контролем КГБ. Тогда уж утечки информации можно избежать на сто процентов, и в Кремле останутся довольны, а возможно даже наградят очередной звездой.
Так вероятно была решена участь Ивана Петровича Чужина. Теперь время пошло на дни, а быть может и на часы. Скоро, очень скоро за ним придут. В этом Вацлав Северянин не сомневался. Им даже придумывать ничего не надо. Внук врага народа, тут уже есть основание для ареста, а дальше по известному сценарию. Но Вацлав не хотел в тюрьму. Он был рожден для науки, а не для того, чтобы сгнить «во глубине сибирских руд».
Больше всего на свете он хотел, чтобы ему позволили заниматься любимым делом.
Ночь он провел в лихорадочном полупьяном бреду. То вскакивал к тетради с расчетами, то ложился спать, то снова вскакивал, но уже к окну, проверить дежурит ли у дома слежка, или ему это все привиделось.
В шесть утра коммунальная квартира проснулась. В коридоре послышались громкие голоса, забухали тазы в ванной, послышался звук спускаемого бочка в туалете, на кухне раздался раскатистый детский смех, детвора из разных комнат собралась на совместный завтрак перед школой.
Во входную дверь позвонили, четыре раза.
Вацлав вскочил с кровати. Это был его звонок. К нему пришли. Но кто мог явиться к нему в такую рань? Натягивая брюки и потасканную гимнастерку, Северянин успел представить себе вооруженный отряд сотрудников КГБ, ждущих на пороге коммунальной квартиры. Это точно они. Его пришли арестовывать, сомнений быть не может.
Его бросило в холодный пот, но Северянин с трудом заставил себя взять в руки.
- Вацлав Георгиевич, к вам пришли, - раздался из-за двери скрипучий голос старика Никанорыча из шестой комнаты.
Вот уже третий год как он вышел на пенсию, но продолжал развивать кипучую деятельность по любому поводу. То он в домоуправлении на первых ролях, то разъезжает по школам, бряцая медалями на встречах с фронтовиками, то руководит субботниками, ведя списки уклонившихся от добровольного труда. Вот и сейчас он первым оказался возле входных дверей и впустил в квартиру незнакомого ему человека.
- Входите. Кто там, - окликнул через дверь Северянин, накидывая на плечи пиджак.
Выглядел он донельзя нелепо: босиком, в широких штанах и пиджаке поверх гимнастерки.
Дверь приоткрылась и в комнату вошел высокий седой мужчина лет пятидесяти в коричневом костюме тройке и шляпе с серой лентой. В левой руке у него был толстый кожаный портфель, правую он прижимал к груди, словно на исповеди. Позади него виднелось любопытное хищное лицо старика Никанорыча, который пытался протиснуться в комнату вслед за гостем.
Северянин поспешил закрыть дверь, и набросил крючок, чтобы не беспокоили.
- Кто вы? Чем обязан столь раннему визиту? – недружелюбно спросил он.
- Меня зовут Роман Сергеевич Рюмин. Можете меня называть так, но в определенных кругах меня зовут Солтат. У меня к вам очень важный деловой разговор, - вкрадчиво, словно уговаривая, произнес гость.
- Могли бы прийти ко мне на работу. И откуда вы знаете, где я живу? – просил Северянин.
- Поверьте, организации, которую я представляю, известно, если не все, то очень многое.
Рюмин окинул взглядом скудную обстановку комнаты Северянина, снял шляпу и присел на старый венский стул, который пронзительно скрипнул.
- А если я скажу, что мне не интересно с вами разговаривать, и попрошу вас убираться вон, - резко ответил Вацлав, раздраженный бесцеремонным поведением гостя.
- Я отвечу вам, что у нас очень мало времени. Приказ о вашем аресте уже подписан. Еще час может быть два и за вами придут. Надо действовать сейчас и решительно. Промедление подобно смерти, - в глазах Рюмина появился дьявольский огонек.