Инженер Северцев
…Везде, где бы ты ни работал, ты всегда оставляешь по себе добрую память…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
До прихода дальневосточного экспресса оставалось пять минут. Северцев еще не терял надежды. Он чуть ли не в десятый раз обошел зал ожидания, вглядываясь в дремавших на скамьях людей. Валерии нигде не было. Взяв свой чемодан, он направился к выходу, продолжая озираться вокруг. С трудом оттянул скрипучую дверь с тугой пружиной и шагнул на платформу.
Холодный ветер вырывался из черного ущелья высоких гор, скалистой подковой зажавших станцию, и со свистом летел по слабо освещенному перрону, сметая в кучи и снова раскидывая желтые сморщенные листья. Северцев повернулся спиной к ветру и, испортив несколько спичек, закурил папиросу. Втянув голову в плечи и подняв воротник кожаного пальто, попятился к газетному киоску, пытаясь укрыться. Порывом ветра донесло глухой шум. Минутная стрелка на круглых электрических часах вздрогнула и перескочила на одно деление. И тотчас же совсем близко раздался рев электровоза. Мимо Северцева, пригибаясь, прошел дежурный по станции в красной фуражке с фонарем в руке.
Почему ее нет? Что могло случиться?..
Тяжелый электровоз-циклоп, ослепляя прожектором выбравшихся на воздух заспанных пассажиров, тянул вдоль перрона темные вагоны с занавешенными окнами.
Поставив на подножку чемодан, Северцев протянул усатому проводнику билет. Загородив вход в вагон, проводник придирчиво рассматривал билет, присвечивая ручным фонариком. В это время кто-то потянул Северцева за рукав.
— Михаил Васильевич, это вам, — переводя дыхание, сказала девушка с косичками, торчавшими из-под шапки-ушанки, и, сунув ему в руку конверт, сразу исчезла в толпе.
До отправления поезда оставалось меньше минуты. Северцев поднялся в вагон.
Войдя в купе, он включил свет и вскрыл конверт.
«Михаил! Верь — мне очень хотелось повидать тебя, очень! Передумала я в самую последнюю секунду. Для меня эта встреча не по силам. Не сердись, желаю тебе самого хорошего.
…Восемнадцать лет тому назад, защитив диплом горного инженера, Северцев приехал на рудник Орлиный. Рудник еще строился. Проходка откаточной штольни только что была объявлена сверхударной, и Северцев семь суток подряд, не смыкая глаз, провел в передовом забое.
Ранним утром он вышел из штольни, сделал несколько шагов и упал.
Проснулся он, когда солнце уже пряталось за лесом и облачное небо было алым. В красноватых лучах стояла незнакомая высокая девушка. Она что-то говорила ему, Северцеву. Он зажмурил глаза, потом снова открыл их. Видение не исчезло.
Видение протягивало ему какой-то сверток и смеялось.
— Мы принесли из столовой обед для всей бригады, — наконец дошли до его сознания слова. — Ребята давно поели, а вы все спите. Это оставили вам, соня.
Он вскочил, одернул куртку.
— Кто вы? — спросил он.
— Геолог Малинина. Валерия, — улыбнувшись и подавая руку, ответило видение.
— Когда вы приехали?
— У меня уже неделя геологического стажа.
— Почему же я не видел вас?
Больше, кажется, ничего не было сказано в эту первую встречу. Однако, может быть, Миша Северцев был впечатлителен, может быть, сказалось его взбудораженное состояние после бессонных ночей, может быть, просто-напросто на воображение юноши повлиял колдовской свет заката, в котором предстала перед ним та, кого он сначала принял за некое видение, — так или иначе, следующие дни, работая в штольне, Миша все время думал о Валерии. Он даже почти не запомнил ее. Он видел перед собой только большие карие глаза, почему-то именно ямочку на подбородке, маленькую родинку на горбинке носа и красную косынку, которая, казалось, готова была вспыхнуть, облитая алыми лучами.
Рудник был построен досрочно. В новеньком Доме культуры состоялось торжественное заседание. Мише Северцеву вручили грамоту ударника. После заседания все собрались на ужин. И вот тут-то Миша опять увидел Валерию. Она появилась в сопровождении главного инженера комбината. Они сели в центре стола, и с этого момента Миша уже не сводил с нее глаз. Она кивнула Мише, как старому знакомому, и, наклонясь к своему соседу, что-то, видимо, спросила. Главный инженер посмотрел в ту сторону, где сидел Миша, и неопределенно пожал плечами.
С понятной в его положении и особенно в его возрасте неприязнью наблюдал Миша за этим лысеющим человеком в очках. Приходилось даже успокаивать себя мыслью о том, что главный инженер вполне годился бы Валерии в отцы. Когда Мише предложили вина, он, никогда прежде не отличавшийся застольными подвигами, осушил стакан. Видя, как Валерия разговаривает с соседом и улыбается, а тот слушает, уставившись из-под очков на ямочку ее подбородка, Миша уже ревновал и ненавидел. Он придумывал обличительную речь, с которой обратится к Валерии, как только представится возможность.
Когда ужин подходил к концу, Валерия и ее сосед поднялись из-за стола и прошли к стоявшему в углу зала роялю. Сразу установилась тишина. Пальцы девушки легли на клавиши. Глубоко противный Мише человек запел о весне прежних дней, о мае, полном грез, которые, увы, пронеслись и исчезли навсегда.
Пел он, надо сказать, хорошо, с душой. Миша расчувствовался и стал относиться к нему несколько снисходительнее. Собственно говоря, Миша не имел бы ничего против этого человека, если бы тому аккомпанировал кто-нибудь другой. Потом начались танцы под духовой оркестр. Валерию без конца приглашали, и ревность Миши постепенно переключалась на всех партнеров — по очереди и вкупе. В конце концов, обозвав себя болваном, он решительно направился к выходу.
Его окликнули:
— Соня! Не хотите потанцевать?
— По-моему, тут кавалеров достаточно, — буркнул он и тут же мысленно обругал себя за это.
Валерия удивленно взглянула на него.
— Вы не очень любезны, — беря его под руку, заметила она.
Он мучительно вспоминал заготовленную едкую обличительную речь, но так и не вспомнил ни слова.
Неуклюже держа Валерию за талию, Миша смотрел в ее большие карие глаза. Музыки он не слышал, танцующих задевал локтями, раза два кому-то наступил на ногу.
— И не очень разговорчивы, — добавила Валерия, когда он провожал ее к стулу.
Всю ночь Миша просидел на берегу реки. Трудно восстановить сейчас, что передумал он тогда. Словом, с этой ночи Мишу одолели доселе неизвестные ему чувства, над которыми он еще совсем недавно смеялся и которые порицал, как мелкобуржуазный пережиток прошлого.
Миша стал тенью Валерии. По утрам он старался встретить ее по дороге на работу. Если она, проспав, опаздывала, опаздывал и он. По нескольку раз в день он безо всякой нужды бегал из шахты в геологоразведочный отдел, якобы для проверки геологических документов. В обеденный перерыв занимал ей место в рудничной столовке. И счастье его было полным, если она приходила в Дом культуры, где он караулил ее теперь каждый вечер.
Однажды он провожал ее домой. Прощались у старой осины.
— Меня ждут, мне пора, — сказала Валерия, взглянув на одиноко желтевшее окно общежития.
Миша молчал.
— Спокойной ночи, — тихо сказала она.
И вдруг Миша пригнулся и быстро, робко поцеловал протянутую ему руку. Валерия отдернула ее и прошептала:
— Что ты, Миша! Не надо, не надо…
И тут на Мишу нахлынула такая внезапная, такая ожесточенная смелость, что он воскликнул:
— Ведь я люблю тебя, люблю!
Теперь молчала Валерия, прислонясь спиной к шершавому дереву. Но прервала молчание она сама:
— Не бросайся такими словами. Ты же ничего не знаешь обо мне.
— Ты будешь моей женой? — чувствуя, что сковывающая робость снова возвращается к нему и лишает последних сил, выдохнул из себя Миша.