— Сейчас достанем! — сказал шофер.
И вправду, Северцев увидел впереди голубой открытый автобус. Еще два-три стремительных, как на волнах, спуска и подъема — и такси, подрезав дорогу автобусу, останавливается вместе с ним у обочины.
Опять разочарование. Остается последняя надежда: если Валерия не уехала вчера, она может быть только на Рице. Если, конечно, не осталась в Гагре…
Развернув машину, двинулись в обратный путь — теперь уже не так торопясь: если Валерия в третьем автобусе, она никуда не скроется.
Снова переехав мост, повернули направо и горной дорогой начали взбираться вверх — предстояло подняться, как объяснил шофер, на тысячу метров. Примерно на половине пути остановились у Голубого озера, маленького прудка стометровой глубины, образованного скальным провалом и заполненного действительно голубой и очень холодной водой.
Налив в радиатор воды и охладив перегруженный гонкой мотор, поехали дальше. Дорога все время шла на подъем — крутила вокруг обрывистых скал, над пропастями, но упорно тянулась вверх. Встречные машины шли вниз на большой скорости, — казалось, вот-вот произойдет столкновение.
Сделав еще с десяток крутых виражей, проехали по лесу и вскоре очутились возле голубого здания гостиницы. Здесь стояли пустые автобусы. Северцев сразу пошел к озеру, оно было рядом, небольшое, мрачное, очень тихое. Его поверхность будоражили глиссеры, перевозившие на другой берег желающих покататься и заморить червячка в шашлычной. На пристани гуляло несколько человек, Валерии среди них не было. Северцев сел на глиссер и перебрался к шашлычной, но и там Малининой не нашел. Он вернулся, пошел вдоль берега озера по автомобильной дороге. И тут, за первым крутым поворотом, увидел Валерию.
Она сидела у обрыва и смотрела вниз, на зеленую воду.
Он тихо подошел. Она не обернулась. Когда Северцев осторожно взял ее за плечи, Валерия вскрикнула. Оправившись от неожиданности, прошептала:
— Я знала, что ты найдешь меня!
Он целовал ее волосы, глаза, губы.
— Зачем ты так сделала?
— А как еще я могла? — она улыбнулась, подняв на него глаза, полные слез.
Взяв ее рюкзак, он помог Валерии подняться. Она посмотрела на часы.
— Мой автобус уходит через полчаса.
— Ты что-нибудь ела?
— Нет, и ужасно хочу есть.
Они пошли к гостинице.
— Прежде всего мы пообедаем.
— Я вряд ли успею, Миша.
Она показала ему свой автобус, уже наполовину заполненный людьми.
Северцев попросил подождать его и прошел в гостиницу.
Когда он вернулся, Валерия заметила, что рюкзака в руках у него нет.
— Мы остаемся, — объявил он. — Вот ключ от номера, твои вещи там, поди переоденься. — И улыбнулся: — А то в спортивном костюме за стол еще не пустят!
Валерия молча взяла ключ. Северцев отпустил такси и занял в ресторане столик, сидя за которым можно было видеть выход во двор.
Она долго не возвращалась. Затарахтел автобус. Северцев подошел к окну, стал всматриваться. Ее там, кажется, не было. Автобус уехал.
Валерия не появлялась. В нетерпении он поднялся на второй этаж. Она шла по коридору навстречу в легком, нежном платье и смущенно улыбалась.
После обеда они ушли гулять в горы и вернулись совсем поздно, когда над озером уже поднялась желтая круглая луна.
Балкон нависал над водой, в ней черными тенями отражались громадные горы. Было очень тихо. Озеро искрилось слабыми огоньками звезд. Изредка слышался негромкий всплеск, и на серебряной глади медленно расходились круги. Валерия зябко повела плечом и плотнее закуталась в спортивную куртку.
— О чем ты думаешь? — шепнул он.
— Мне жаль, бесконечно жаль лет, прожитых без тебя!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда они через неделю вернулись в Гагру, Северцев нашел за окошечком у администратора гостиницы ожидавшую его телеграмму:
«Немедленно выезжайте главк Шахов».
Валерия хотела ехать вместе с ним, но Михаил Васильевич отговорил ее: отпуск бывает не часто, а они скоро встретятся, чтобы не разлучаться уже больше никогда.
…Подъезжая к Москве, Северцев с тревогой думал: как-то встретит столица? Уж очень сложны и запутанны оказались его дела!
С вокзала он поехал в министерство, Шахова, как на грех, не застал: Николая Федоровича часа два назад вызвали в Совет Министров. Секретарша попросила пока зайти к Птицыну, — он уже дважды справлялся.
Птицын юлил. Он подергал свободно висящий борт северцевского пиджака и выразил нечто вроде восхищенного изумления и радостной зависти:
— Ты, Миша, прямо атлет и краснокожий, совсем не похож на бледнолицых москвичей. По секрету скажу, — он понизил голос, — дела твои можно считать в порядочке. Перепроверка кокосовских фактов все изменила. Подвел он нас с тобой, и мы его, сукина сына, из главка уже уволили. Теперь на этот счет другие установки, — подняв указательный палец, объявил он.
— Приказ отменен? — осведомился Северцев.
— Пока еще нет, но проект нового приказа я уже подготовил. Находится у Шахова, на подписи. Смету по Сосновке я тоже подготовил, и Николай Федорович переутвердил. Так что все финансовые нарушения по дороге узаконены. Как видишь, друзья не забывают тебя!
— Зачем меня вызвали?
— Товарищ Сашин хочет тебя видеть. Подробности расскажет Николай Федорович… А у нас, брат, очередная ломка: у всех грешных, кроме министра и его заместителей, поотбирали персональные машины. Так сказать, забота о здоровье руководящих кадров: побольше моциона! — хихикнул Птицын и пошлепал ладонью по своему круглому брюшку.
Он тяжело вздохнул и без всякого перехода спросил?
— Зачем, Миша, ты обижаешь меня? Накатал заявление в ЦК на своего старого друга… Разве это хорошо?
Вошла секретарша и позвала Михаила Васильевича к Шахову.
Птицын засуетился.
— Иди, иди!.. — торопил он, мягко подталкивая Северцева в спину.
Николай Федорович расцеловал Северцева и стал расспрашивать о юге. Михаил Васильевич рассказал все, что мог вспомнить, умолчал только о главном: решил оттянуть «на потом». Шахов смеялся, вспоминал свое путешествие на Рицу, когда дороги туда еще не было и пробирались по горам где на ишаке, где пешком.
Он снял трубку и набрал номер.
— Петр Александрович, говорит Шахов. Северцев приехал, у меня. Когда сможете принять?.. Хорошо, мы выезжаем… Да, Птицын будет тоже.
— По моему вопросу? — спросил Северцев.
Разговор продолжался уже на ходу.
— Вопросов много, — неопределенно ответил Николай Федорович. И в свою очередь спросил: — О работе думал? Куда хочешь?
— Не думал еще. Сначала нужно рассчитаться со старой. А куда — мне все равно. Лишь бы не в Москве и не на Сосновке, — отрубил Северцев.
Он решил, все-таки не откладывая, рассказать Николаю Федоровичу о переменах в своей жизни… Но у выхода их ожидал Птицын с толстым портфелем в руках.
В машине Птицын дважды пытался выведать у Шахова, зачем, собственно, пригласили приехать в ЦК и его, поскольку едет сам Николай Федорович… Он был явно взволнован.
В кабинете у Сашина уже сидел Яблоков.
— Ну, вот и отлично, — поздоровавшись, сказал Сашин и попросил Северцева рассказать, что он, по зрелом размышлении, думает о своем «деле».
— Могу только повторить, — сказал Северцев, — первый и главный виновник появления так называемого «дела Северцева» — я сам: в свое время в главке именно я утвердил порочный титул и проект рудника Сосновского комбината. Приехав на место, пытался исправить собственную ошибку. За что и был наказан. Рад, что нам удалось предотвратить другую ошибку: трату миллионов рублей на осуществление теперь уже негодного проекта Сосновского рудника.
— Почему негодного? — спросил Сашин, что-то записывая на листке бумаги.
— Недавно утвержденные запасы позволяют перейти с подземных работ на открытые. Это увеличит добычу руды по меньшей мере в два с половиной раза.
Птицын почувствовал, что настало время осторожно вмешаться. Его возмущал Северцев: пробует на разговорах сделать карьеру, а работать придется другим…