Но, видимо, конченым психом он не был. Да и Федька явно не желал «всеобщего замеса», что понятно. А условия этого Яна, видимо, были в рамках нормы.
— Так-так… — щеголь окинул взглядом банду.
— Вон, смотри, Свят, — вдруг невинным голосом произнёс Федя. — Толстый и боится, аж трясётся.
— Федя, твой бешеный берсерк — единственная причина, по которой я не даю ребятам вас порвать, — усмехнулся щёголь. — Вон этот! — внезапно указал он на меня.
Хотя и выбрали меня, но… Бешеный берсерк? Вы реально? Ему каши бы поесть. Да… Ну не знаю, ничего не приходит в голову в такой момент. Ох, явно не о том я сейчас думаю.
— Эй, погоди, Ян! Этот не боец, да и не в банде.
— Феденька, не хочешь ли ты сказать, что на толковище пришёл с левым фраером? — гадко оскалился Ян.
— С этим? — решил я не изображать из себя обморочную девчонку, указывая на качка.
Да и ребятам помочь не помешает. И вся эта хренотень побыстрее закончится: уже в мастерскую охота, вообще-то!
— С этим, с этим, паренёк. Ты, правда… без Дара, — всплеснул руками Ян. — Так что мой человек ножи оставит. Но Даром он пользоваться будет, уж прости, — глумливо развёл он руками.
Хм, понятно, почему он «выбрал меня». Почувствовать мой Дар… практически невозможно. Точнее, один, от валларов — невозможно вообще. А второй — слаб и направлен только на меня. Причём не на усиление тела, так что зафиксировать его без оборудования — нереально. Но «ставить» на свои ощущения… Придурок, этот Ян.
— Да пусть свои ковырялки берёт, — отмахнулся я.
— Ну, смотри, паренёк, — оскалился Ян. — Сам так захотел.
На самом деле, это была проверка от меня. Хотел узнать, чем он руководствуется, когда решает не давать оружие своему человеку. Понты и понятия, всё просто.
— Марк, мы сейчас… — начал было взволнованный Федя.
По нему было видно, как он пытается найти выход из ситуации. Я, конечно, ему друг, но бандой он рисковать не может, и в то же самое время не хочет меня подставлять.
— Я справлюсь, — спокойно и уверенно отвечаю ему, а затем решаю уточнить. — Огнестрел нельзя?
— Нет. Кулаки, Дар. Холодняк. Марк, давай… — А Федя в меня не сильно верит.
А зря…
— Справлюсь! — отрезал я, открывая саквояж, который все это время был со мной.
Противник — явный «силовик». Мышцы у него раздуты не тренировками, а Даром. Ножи — вообще ерунда. И… да. Это…
Извлёк и стал одевать мотоциклетные… хотя, скорее велосипедные перчатки без пальцев. Бешено-розового цвета, с белым силуэтом мишки. Впрочем, из чего было, из того и сделал. Начинка там была более, чем подходящая.
— Гы-гы-гы, паря! — заржал мой противник. — Эй, мужики! Он это у своей сеструхи, наверное, спёр! — во второй раз заржал мой противник.
Я лишь пожал плечами. И вот это уже не понравилось Янчику. Его даже скривило, но это были проблемы отморозка.
А я вышел на край образованного бандами круга, с другой стороны которого поджидал, маньячно скалясь, мой противник. И свои парные, довольно опасные ножи, он демонстративно поместил за пояс. Придурок. Впрочем, они бы ему не помогли.
По телу противника заструился ощущаемый мной эфир, мышцы набухли ещё сильнее, до невозможных, гротескных размеров. И он рванул ко мне, резко нанося удар. От которого я уклонился: у меня не было брони, а мой Дар совсем небоевой.
Такой удар мог отправить меня на тот свет, если бы я принимал его, скажем, грудью. Но тут помогла и дядькина наука, и второй Дар. Ментализм. Я принимал решения, да и думал быстрее и лучше большинства окружающих. Что прекрасно работало, как в бою, так и в жизни. Я видел этот мир не так, как другие. Стоит сказать, что я понимал — куда и как ударит противник, видел, как его, так и силуэт, исходящий от него, прорисовывая маршрут его действий в нескольких проекциях. Ведь тело — механизм. И его работа прекрасно видна.
Так что от быстрых, чертовски сильных и опасных ударов, я просто уклонялся. Несколько раз нанёс удары, хотя скорее обозначил их: разбухшие, напитанные эфиром мышцы, не каждая пуля возьмёт. Уязвимые точки есть всегда, но добраться до них — это связано с риском. А оно мне не надо.
Была ли эта драка для меня на смерть? Нет… Я играл и изучал этот мир, в котором мне придется жить. Последние годы я жил в доме дяди. И был изолирован от всего мира. Лишь учителя были теми людьми, которые скрашивали мое одиночество.
Правда, в этом была и моя вина. Несколько раз я чуть не сдох, пока была возможность выходить и спокойно экспериментировать. Вот дядюшка и и посадил меня под домашний арест.