Значит, валяться мне обессиленным ещё долго. На первом ранге базы помутнение сознания заняло несколько минут. На втором — час, а третий уже шесть часов. Сейчас может быть и несколько дней, что неприятно. Но некритично и имеет в конце процесса развёртки более чем приятные бонусы.
— Сладкое есть? — уточнил я, потому что в текущих условиях мне надо было усиленно питать мозг.
На будущее, кстати, не помешала бы капельница с глюкозой. Но об этом я буду думать потом. Если выживу, конечно.
— Есть! Как раз батончик остался, мне выдали припасы.
— Давай, — протянул я руку, куда зашуршавший пластиком Медный вложил шоколадный батончик.
Не лучший вариант, но в условиях Нижнего вполне приличный. Так что вгрызся я в угощение, потом ещё одно и ещё. Затем откинулся на подушку.
Ах да… Батончик у него был далеко не последний и пришлось делиться с ближним.
Делать мне, пока не развернётся база, было совершенно нечего. Даже вести светские беседы с Медным вряд ли выйдет: несколько выдавленных слов дались мне с ощутимым усилием. Не говоря о том, что я, скорее всего, тупил. Понять, точно ли это так — не выходило, ментализм сбоил, как и всё остальное. Так что, даже не имея возможности себя усыпить, мне оставалось только вспоминать. О том, как всё это началось.
А началось с того, что двадцать лет назад в небогатом и небольшом, но древнем роду Мечниковых родился я. При этом в семье хотели девочку. Прародительница хотела девочку, да и прародитель, чем меня долго и мерзко попрекали впоследствии. Родителями этих… у меня язык назвать не поворачивается, да и не только язык, но и мысль.
Первое время, которое я помню достаточно неплохо, но и не абсолютно — даже ментат не помнит раннего младенчества, вне зависимости от силы — прародители с моим существованием смирялись. А потом — ликовали, да и моя жизнь, внешне, была вполне приятной. Это впоследствии меня стало передёргивать от омерзения и ужаса. Но передёргивало раньше и по молодости, само собой.
Просто, когда мать гладит сына по волосам, называя его «моё золото» — это нормально. Но когда в глазах этой «матери» сияет именно это золото, а отпрыск взвешен, оценен и прибыль от его продажи и смерти уже мысленно пущена на какие-то дела. Мерзко это, даже если оценивать без эмоций.
Наверное, вот тогда мой первый Дар и стал развиваться, лишая меня детства. Я стал умнеть просто ударными темпами. Ведь ментализм очень интересная штука, и некоторые считают, что этот Дар живой.
Мой род владел Даром телепатии, и это интересная вещь. Дар многослойный, он мог проявиться, как телекинез, телепатия и еще много чего. У меня он проявился в ментализм, что давало отличную работу с мозгом, и это считалось самым слабым из возможных вариантов.
Давал ментализм устойчивую психику и едва улучшенную мозговую деятельность. Ну так писалось в книгах, но у меня все было далеко не так. Мой Дар ментализма развивался ударными темпами. Этот Дар я любил. А вот мой второй Дар, который именуют все, как проклятый, меня практически погубил. Проклятый Дар… Как страшно звучит и название довольно точно описывает его. Суть Дара заключалось в том, что проклятый мог «перетянуть» на себя хворь, болезнь, рану и прочие повреждения с больного. Вплоть до того, что мог отдать всю свою жизненную силу человеку. Всю без остатка, продлив его жизнь на многие годы.
Именно такое свойство Дара и ценилось в нем, при этом, здоровьем и регенерацией проклятые отличались отменным, и из них могли бы выйти прекрасные лекари. Однако это работало бы в том случае, если действовать постепенно. Убирать болезнь не сразу, а порционно, и потом давать себе время на восстановление. Да только кто хочет ждать? Всем нужно было всё и сразу.
Я мог бы стать Императорским лекарем и был бы лучшим в своем роде. Вот только это было никому не нужно: проклятый Дар позволял забрать старость. То есть умирающий старик, «скинув» прожитые годы на проклятого, становился относительно молодым человеком. С опытом, памятью, силами и знаниями — только молодым.
Дар это был редким, но в легендах описывался. И не зависел от рода, это тоже было установлено. Любой человек в любой семье мог стать проклятым и прожить обычную жизнь. Никто всех младенцев на алтарь Дара не тащит, проверять: а не проснулся ли какой-нибудь Дар в младенце — это прерогатива благородных родов. Да и то не все и не всегда готовы платить хранителям алтаря очень немаленькие деньги за проверку.
Со мной же получилось довольно смешно, если бы не было так грустно. В три года осматривающий меня лекарь, криворукий придурок, если честно, порезал свою руку во время осмотра. Довольно глубоко, с потоком крови, который я даже помню. А потом помню боль и темноту — потерял сознание. Я перетянул на себя его рану, непроизвольно.