И, само собой, Сивер впервые в его долгой жизни увидел Мать-под-Древом, древнейшую, мудрейшую, прекраснейшую… Впрочем, скептическая часть его личности вскоре оборвала поток восхищения.
Валар на троне заслуживала уважения, преклонения — но никак не потери рассудка. Была прекрасна, но смотрелась не как желанная для родового древа — а как нечто далёкое, недостижимое и неприкосновенное.
Прекрасная драгоценная статуя, которой можно любоваться. Но никак не благоговеть или вожделеть, определил для себя шагающий к ростку Сивер.
И тут же поймал внимательный взгляд матери, которая слегка улыбнулась ему уголком рта и так же незначительно кивнула. И тут лорд-капитан похолодел: для Матери-под-Древом не было секретов в сердцах, разуме и душах валларов.
И его мысли… Впрочем, судя по реакции — не оскорбили Мать, а даже вызвали некое одобрение, пусть и с улыбкой.
И если подумать о бесконечных, бьющихся в благоговейном экстазе поклонниках — Мать можно понять… Поймав себя на этой мысли Сивер усмехнулся, собрался и решительно дошёл до подножья ростка, где припал на колено, в знак власти Матери и уважения к ней.
— Сивер а Валуэ, ты славно служил валарам, — практически пропела Мать прекрасным голосом. — Но твое последнее деяние превзошло всё мыслимое и немыслимое: ещё несколько Миров будут благословлены Великим Древом, станут колыбелью и домом валаров. И хоть самому тебе не нужны награды, — опять легонько улыбнувшись произнесла Мать.
А Сивер, стоящий на колене, усмехнулся внутренне — он служит, занят тем, что у него выходит хорошо. И его незначительные недостатки — скорее подмога в его служении. Чем можно его наградить, когда у него есть всё, чего он хочет?
— Оставить тебя без награды невозможно. Не все столь беззаветны в своём служении, и то, что награда всегда последует за достойным деянием — не должно подвергаться сомнениям.
И тут Мать говорила истину — Сивер прекрасно понимал, что многие и многие валары приложат больше усилий к служению народу и Древу, зная, что их непременно ждёт награда.
— А посему ты, валар Сивер ап Валуэ, за великое сокровище, добытое для народа валаров, за беззаветное служение, будешь обременён званием стража корней Малой Рощи Великого Древа!
И это была… очень приятная награда, понял Сивер, на секунду задумавшись. Страж, точнее, военачальник и адмирал защитного флота резиденции Матери-под-Древом. Одной из многих, само собой, но важность и почётность должности превышала любые предположения.
Причём именно эта должность была такова, что Сивер мог… остаться собой. Не подстраиваться под желания окружающих, не кивать им с улыбкой, а оставаться «вредным засранцем», как называли его, думая, что он не узнает, члены экипажа. Впрочем называли без злобы, так что этим званием Сивер гордился, хотя и не показывал это.
А в названном звании единственная, кто может призвать Сивера измениться — Мать. Которая уже показала, что нрав и мысли Сивера её в достаточной мере устраивают.
— Благодарность моя достигает Звёзд, Мать-под-древом! — склонил голову Сивер.
— Оставь славословия, Страж. Мне они не нужны, тебе — противны. Приноси клятву Великому Древу, по древней традиции, — произнесла Мать.
И Сивер, так и оставшись с преклонённым коленом, начал приносить ритуальную клятву, заключающуюся в ответах на вопросы Матери. Про готовность отдать жизнь, про устремления и чаяния. И так продолжалось до тех пор, как Мать не задала последний вопрос:
— Чист ли ты пред Великим Древом и народом валар?
— Чист, — ответил Сивер.
И тут по листве Ростка Великого Древа пробежала рябь. А несколько ветвей с листьями, окутанных светящейся золотистой пыльцой, опустились с вышины, обвинительно протянувшись к валару.
Советники и слуги на скамейках поднялись, послышались возмущённые возгласы, впрочем, прерванные небрежным жестом Матери. А сам Сивер практически в панике пытался понять — что же он такое натворил? Потому что Древо, точнее, его Росток, прямо указало, что ответ Сивера не истинен. Но он был правдой! И сам Сивер не мог понять, что из его поступков и устремлений могло его «лишить чистоты» — и не находил.
Притом сама Мать недоумённо нахмурилась — мысли Сивера не были для неё тайной, и, естественно, она понимала — он не врал, принося присягу.
— Странно, но бывает и не такое. Росток признал, что ты не чист перед Древом и валарами, и это — истина. Но ты чист перед ними, и это — правда. Такое бывало лишь трижды, за всё то время, что я сижу у подножья Великого Древа. И подобное противоречие нуждается в разрешении, как было и раньше.