— Великая Мать-под-Древом, — вдруг раздался голос со скамьи, а одна из фигур поднялась на ноги.
— Говори, если есть что сказать, — кивнула Мать.
— Сивер ап Валуэ не осквернён, но и не чист. Его душу отягощает данное слово, — с этими словами фигура скинула капюшон.
А Сивер узнал Целителя, который сопровождал космолёт в последнем путешествии. Целители были редки, нужны и важны для валаров, занимая в обществе привилегированное, насколько это возможно, положение. И часто менялись на корабле Сивера. Хотя то, что медик корабля оказалась советником Матери — удивительно. Но и не невозможно.
— Слово такой тяжести? И какое же, скажи нам, — посмотрела она на Сивера, явно желая чтобы слова были произнесены.
— Я… обменял Искру Творца у его носителя, на информационные базы. А почтенная Лурран ап Горри, — склонил он голову вбок, к советниц-Целителю, — обеспечила развёртку и жизнь мальчика, который был обладателем Искры.
— И не только это, — сообщила Лурран. — Но не это важно, Сивер. Слово.
— О том, что если он доберётся, он сможет прикоснуться к источнику Жизни? — уточнил Сивер, а после кивка с почти возмущением ответил. — Он не сможет добраться до источника, Великая Мать! Он живёт в Мире, отделенном от обитаемых Миров немалыми расстояниями, гравитационными искажениями, в цивилизации даже не покинувшей свою планету!
— Это так, Лурран? — спросила Мать.
А Сивер сначала оскорбился — в его словах сомневаются! Но вскоре понял, что если тут конфликт правды и истины, то его слова могут не соответствовать последней. Вне зависимости от его правдивости и мыслей.
— Это так, Великая Мать. Но слово было дано.
— Что Росток и принял за невыполненное обязательство. Впрочем, выполнить его надо: это не только твоя честь, Сивер, но и честь всех валаров. И если ты встретишь того Носителя Искры — ты поможешь ему достигнуть Источника.
— Сделаю, Великая Мать, — опустил голову Сивер.
Впрочем он прекрасно понимал — это невозможно. Хотя и без указаний Матери-под-Древом, в случае если бы свершилось невозможное, выполнил бы слово и сопроводил того мальчишку, чтобы возникшие препятствия не нарушили его слово.
— Встань Страж Сивер ап Валуэ, встань и служи Древу! — произнесла Мать, показывая что тема мальчишки и долга перед ним закрыта.
Навсегда, потому что невозможное не случается. Хотя следующей ночью Сивер спал не слишком хорошо: в снах он летал на космолёте, на живых крыльях, даже пролетал световые года по Корням Великого Древа, милостиво позволившего валарам сокращать через них путь через пространство и время. И всякий раз появлялся тот мальчишка, на каком-то двухколёсном самокате. С натугой нажимал на приводы, и догонял Сивера, требовательно помахивая ручонкой.
Я сидел в мастерской, закатив глаза, стараясь не слушать призывы и причитания Федьки. И думал о том, что мастерскую нужно запирать даже когда не провожу опасных экспериментов… Или увеличить площади и сделать отдельную секретную часть? Или вообще заниматься чем-то, имеющим отношение к Цели только в бункере в моей квартире?
Не знаю, надо обдумать. Но пока Федя меня просто достал!
— Федя, мне надо работать. И тебе не помешает, — напомнил я.
— Надо, Марк. Но обещай даже не думать об этом! — с этими словами он ткнул рукой в полурабочую уменьшенную модель «планетарного деструктора Мечникова» — испытательной и, скажем так, просто приятной мне модели.
— И с чего это мне не думать об этом?
— Марк, — проникновенно понизил голос Федя. — На ней написано, что она предназначена для уничтожения планет. Планет, Марк!
— На ней не написано, что я собираюсь стрелять в Землю! — контраргументировал я.
— Пусть так, но уничтожать планеты — ужасно! И даже думать об этом — признак нездоровья…
— Федя! — возмутился я. — Я что — сделал планетарный деструктор? Нет! Это — модель, сувенир для экспериментов и развлечения! И хватит заботиться о моей психике и навязывать мне замшелые и ретроградные моральные нормы! Уничтожать планеты — нормально, если в этом есть нужда. И если это приносит пользу! Иди атаманствуй и не мешай мне работать!
Федя укоризненно покачал головой и вышел. И вот я почти наверняка уверен, что этот концерт по ретроградным заявкам — его шутка. Этакая месть за некоторые идущие на благо Гаражным дела, которые потрясли его ранимую душу. В ощущении эмоций он был серьёзен и печален, но во время прощального кивка я заметил некоторое лукавство в глазах приятеля.