— Я буду помогать им, — произнесла она точно клятву.
Но, сказав это, поняла, что старикам ничто не может возместить утрату родного сына и близкий неминуемый уход дочери в другую семью.
— Ну, что ж… так и у всех… потом привыкнут, — сказала она, как бы оправдываясь перед ними.
Мать подошла к двери и напомнила, что Марии пора идти в школу.
— Сейчас, мама… Я уже собираюсь.
ГЛАВА IV
Первый дождь
Она любила детей и каждый раз, входя в этот гудящий улей, видела, что любят и они ее. Шум голосов взрывался с новой силой при ее появлении, но нужно было не улыбаться, а сделать лицо спокойным и строгим, чтобы усмирить беспорядочный гвалт.
Сегодня он был особенно дружным: все грудились в проходе у задних парт, где двое ребят сколачивали молотком скворечник.
Олейникова быстрым взглядом окинула класс, чтобы определить, нет ли еще каких-нибудь «новостей», — и увидала на печке под потолком скворца.
— Не пугайте его, Мария Семеновна!.. Мы сейчас устроим и обратно посадим, — визгливо, с испугом закричал один востроголовый, стриженый, с бойкими, но озабоченными глазами парнишка — хозяин скворечника. — В два этажа ему гнездо хотим… для пробы.
Олейникова предупредила, что до звонка осталось только три минуты, чтобы поторопились закончить свои дела, и вышла. С быстротой и ловкостью, поистине изумительными, скворец был пойман, водворен на место жительства, а отверстие в доске закрыто сеткой.
Закрыв за собой дверь, Олейникова приказала вынуть тетради. Отдельные голоса, еще раздававшиеся в зале, скоро затихли вслед за звонком, и она приступила к занятиям.
Весь день работа у ней спорилась, точно помогал Михаил, и все намеченное закончила в срок…
Дни прибывали заметно.
Большое солнце припекало с утра до сумерек, дороги заводенели, и всюду орали ручьи.
Однажды перед сумерками, направляясь в клуб, Мария увидела в небе седое мутное облако. И было приятно думать: в ночь непременно ударит первый весенний ливень, растопит снега, и завтра утром появятся на взгорьях черные проталины; нежно зазеленеет озимь по холмам, а там и зелень проступит на голых согретых ветках.
Подросток-почтальон попался ей навстречу. Еще издали он узнал ее, остановился и начал шарить в сумке. Мария ускорила шаг и с улыбкой кивнула мальчугану, сунув за пазуху заказное письмо.
Придерживая его рукой, осторожно, чтобы не измять, она свернула в проулок, а потом — тропой на свое гумно, и там, найдя в соломе укромное местечко, в уединении разорвала конверт…
Михаил писал, что крайне занят, заканчивая дипломный проект и еще где-то работая по вечерам. Он извинялся за что-то, просил и убеждал взглянуть на жизнь и на себя по-другому, советовал переоценить многое, прежде чем сделать вывод. Так поступает и он…
Письмо было не похоже на прежние — длинное, туманное, но в запутанных, недосказанных фразах угадывался страшный смысл…
С трудом дочитывала она последние строчки, едва видимые в предвечерних сумерках, — и все в груди сжималось у ней. Не сознавая, что с ней происходит, она принималась читать сначала… А когда поднялась, чтобы идти, то увидала перед собой только синее безлюдное поле, без дорог и троп.
Потом она взяла себя в руки, сделав над собой неимоверное усилие, и старалась спокойней обдумать происшедшее… Не иначе, он замыслил это раньше, задолго до того, как приезжал сюда в марте, но таился, хитрил, обманывал, — и вот, наконец, решил!..
Туча медленно и тяжело расползалась в стороны, и в разрыве ее сочился красный свет вечерней зари, точно кровь из свежей раны.
Не видя дороги, Мария добралась до дома и, сославшись на головную боль, тут же легла на кровать.
Тихо, почти неслышно, а потом постепенно усиливаясь, гулко зашумел по крыше первый весенний дождь.
Он лил до утра, плескался в окна, и прислушиваясь к его могучему, безудержному шуму, Мария видела сквозь рассветную полумглу обильные и торопливые потоки на стеклах. Это утро напоминало ей дождливую тягостную осень.
С отяжелевшей головой, разбитая, точно после болезни, она вышла из дома и на несколько минут задержалась на крыльце, пока затихнет ливень… Мокрые избы казались черными, за одну ночь истаял на поветях снег, а в поле за околицей темнели проталины, — но уже безрадостно теперь смотрела на них Мария.
По дороге бежал мутный, проворный ручей. Встречая на своем пути маленькие заторы снега, беспокойная вода копилась быстро и потом прорывала эту свою плотину или обходила стороной.