— Наш!.. кого не чаяли!.. Идем и ты к нам, — звала его Настя к себе в палатку.
— Хм… Принципиально не желаю. — И Сережка тут же вернулся обратно.
Совсем не по вкусу ему появление этого парня, о котором, конечно, не без умысла, не упоминала она ни разу… Сережка уже не снимал, а буквально сдирал с ноги узенький модный сапог, и вот не жалея добра, швырнул под койку.
«Верь им после таких сюрпризов, — подумал он с ненавистью. — Днем на реке говорила одно, ласкалась, а теперь — другое…»
Парфен Томилин приготовил ребятам чай, на столе мигала керосиновая лампа, поставленная на кусок жести, и Володька Сенцов, стоя подле нее, внимательно разглядывал себя в осколок зеркала.
— Что? — буркнул Сережка раздраженно. — Проверка своей красоты на предмет улучшения?.. Хорош и так… Только наши девки хитрее нас: близко подпускают — да руки обшибают.
— Ничего. Свое от нас не уйдет, — ответил Володька, помня завтрашний вечер, о котором условился с Галей.
— Нет, пожалуй, и уйдет… в шабрах у нас еще артель поселилась… восемь уховертов — ай да ну!
— Да, приехали, — робко вмешался старик Парфен, наливая в железные кружки мутный, с мусорком, жиденький чай. — По каменному делу маштаки из Владимира.
И принялся резать черный хлеб — каждому по большому ломтю. Ребята всегда ели помногу.
— Ты что же, деда, веников нам заварил? — по-хозяйски молвил Сенцов, лениво размешивая ложкой сахар.
— Зачем веников?.. доподлинный чай… только не свежий. Новый-то чаек берегу я, чтобы по-надольше хватило.
— Ты этак нам миллион накопишь.
— Вот и накоплю, — ответствовал Парфен, довольно пощуриваясь от того, что Володька — владетель его судьбы — пришел в хорошем настроении.
Ребята уселись за стол. Сережка после одной кружки улегся спать, зато Володька Сенцов пил до того усердно, что Парфену пришлось еще раз кипятить чайник. Кипяток поспел, и Парфен, опершись локтями на худые колени, молча сидел в темном углу, на низких нарах, сооруженных из двух поленьев, положенных на землю, и двух украденных Володькой тесин, покрытых хвощовой чаконкой, и терпеливо ждал, пока Володька не «удоволится».
— Сам-то ужинал ли? — спросил Сенцов, разопревший от горячего чая.
— Нет, — зашевелился старик. — Я после тебя уж.
— Ешь давай, — и подложил к его краю два куска.
— Бог спасет, родимый. Мне и одного хватит, — засуетился Парфен и не сдержал тяжелого вздоха, вырвавшегося некстати.
— А чего вздыхаешь? Нездоровится, что ли?
— В груди болит… давнишняя хворь. — Старик лгал, не решаясь сообщить о Катьке, мысль о которой не покидала его.
Володька покрякивал и отдувался, стаскивая ботинки, потом уложил в сундучок гармонь и лишь только лег, захрапел на всю палатку.
А Сережке было не до сна: чудесный день закончился совсем неожиданной и неприятной стычкой с Радаевым… «Копнуло же черта заглянуть в чужую палатку!.. и ничего там не нужно мне было… Ботинки, правда, худые… ввязался в историю!.. Только себе навредил».
«Клюква!.. теперь, поди, цветет!.. и с Настькой про меня, наверно, разговоры всякие», — тревожился Бисеров, очутившийся в положении слабого и обманутого.
Вместо ясных мыслей, которые давались ему всегда легко, теперь была в голове несусветная путаница… «Володьке что?.. смазлив, покладист, имеет музыку — таких девки любят. Умом не больно остер, зато в жизни везет: Галка вон так и липнет… а вот у Сережки и к музыке сроду влеченья не было, и оспа испятнала лицо рябинами… Как умом ни блесни, а все — рябой! Заметно каждому. Против веснушек средство какое-то есть, а эти — носи до смерти!»
«Ну и он — сапожник этот — не ахти красавец! — пробовал утешить себя Сережка. — Напрасно к нему Настя — с растворенной душой!..»
Тихонько, чтоб не разбудить кого, он пошарил на тумбочке, так же осторожно достал из кармана спички и отвернулся к полотняной стенке. Володькино зеркальце было дешевое, меньше ладони, к тому же разбитое — с звездой в углу, а спичка сгорала быстро, обжигая пальцы, — но все же успел разглядеть себя придирчивым взглядом… Кроме крупных неглубоких рябин на смуглой коже, нет никаких изъянов, зато глаза — с огоньком, и зубы ровные, чистые — не болели ни разу, и лобик умный, а русые густые волосы и прическа ершиком — первый сорт…
«Ничего, повоюем! — заключил он. — А завтра саму расспрошу, все до мелкой подробности, чтобы ясность иметь».
Зеркальце опять положил на то место, где оставил Володька, и только было улегся…
— Сереж… Сережа, — позвал женский вкрадчивый голос. — Выдь-ка сюда.