Варвара с Сережкой прошли дальше, в носовой трюм. Тут работали Харитонушка, Митрофанова Галя, а им помогал, насколько хватало сил, Парфен Томилин, увлеченный общим людским потоком. Они подкатывали бочки к лестнице, передавая их другим. Те захлестывали их канатными петлями, а грузчики, стоящие наверху, вытаскивали на палубу. Оттуда, уже катком, каждый одну бочку, катили по сходням на берег. Сережке казалось, что работа идет страшно медленно, людей мало и, пожалуй, груз не успеют спасти.
Галка, похоже, бережет себя, работает вяло и никто не подгоняет ее.
— Живей, поворачивайся! — кричит на нее Бисеров, и ногой толкает одну бочку. — По порядку берите!
— Не кричи, — обернулась Галка, — надорвешься. Их тут сто сот. Чего там людей еще не дают? Тетя Варя, скажи Володе, чтобы на мое место прислал кого. Измучилась я.
Варвара не ответила: с фонарем в руке она шарила что-то в углу, где тускло и зловеще светилась прибывающая вода — она уже затопляла слань.
Просунув руку меж досок, Варвара нащупала отверстие в корме, пробитое ломом.
— Сереж, иди-ка сюда… вот, попробуй… Ах гады люди!..
Бисеров припал тоже на корточки, осторожно погрузил руку, — в дыру убирались два пальца. Следовательно, нечего бояться за груз — успеют, лишь бы заткнуть пробоину, из которой хлестала вода.
— Беги наверх… Пакля там где-нибудь… скорее!
Пока Сережка бегал, Варвара помогала Митрофановой, показывая, как надо облегчить себе работу. Он вернулся через несколько минут: в испачканных смолой руках принес каменную плиту, горсть пакли, железный толстый прут и кусок вару. Он так торопился, что чуть было не разбился с лестницы.
Вдвоем, переговариваясь тихо, они опять хлопотали в углу, заделывая пыжом пробоину, откуда текла и булькала вода. Сережка забивал железным прутом паклю, потом сверху прижали камнем, а на него поставили стоймя бочку с цементом, подперев ее другой. Вода унялась, и можно было теперь работать спокойнее.
Они поднялись наверх, приступили к работе, но несколько минут спустя произошло новое несчастье, и у казенки водолива сразу собралась небольшая толпа. Варвара подбежала: сидя на ступеньке, Галка выла от боли не своим голосом, растирая ногу:
— Старый черт!.. всю ноженьку раздавил. Ничего не умеет, а притащился, окаянный!..
Володька Сенцов — весь серый от усталости и злобы на Парфена, молча глядел на нее жалостными глазами, и было ему не меньше больно, чем ей самой. «Вдруг обезножит вовсе? — думал он. — В больницу положат… а то и ногу совсем отнимут».
— Чего собрались?! — гневно закричал он на своих ребят. — Марш по местам!..
Варвара пошла в контору, чтоб вызвать по телефону «скорую помощь», а Володька опустился рядом с Галкой и ощупал ее ногу.
— Больно? — Спрашивал он тоскливо, не зная, чем помочь. — А ты попробуй, пройдись.
Она осторожно привстала, повисая на его руке, но лишь коснулась пола, как опять со стоном повалилась на ступени.
На берегу меж кустов зажглись два желтых, пугающе огромных глаза, и раздался длинный гудок сирены. Варвара привела на палубу людей в белых халатах, подняли пострадавшую, на носилках понесли по сходням на берег.
Сенцов, пошатываясь, угрюмо брел за ними следом. Галкины стоны, нещадный ливень, деревянный гул катящихся бочек по палубе, равнодушие людей и свое собственное бессилие ожесточили его сердце. Поскользаясь, он взбирался на берег и видел, как в раскрытую дверь кареты поднимают носилки (в слабом свете показалось бледное лицо Митрофановой); видел, как вслед за врачом и санитаром влезала в машину Варвара Казанцева, — но почему-то не мог подойти ближе…
Сжав кулаки, он вернулся на баржу, спустился в люк, чтобы расправиться с кривым Парфеном, но не нашел его, — куда-то спрятался старик, перепуганный насмерть. Так и не израсходовав заряд злости, он вернулся опять к казенке, чтобы закурить. Работа не шла ему на разум.
— Ми-и-лай! тут и покурить-то не дозволяют, — участливо прошептал Мартын, отдыхавший один на ступеньках, где минуты две назад сидела Галка. — Всех покалечат, а что за это дадут? — кукиш с маслом… Работали три часа, а цементу — прорва! Когда его тут перекатаешь! Ни молодых не щадят, ни старых… Мы уж пожили — нас не жаль, а вот вы как терпите?
— Замолчи, Мартын, не твое дело, — сказал Сенцов и отвернулся, чтоб никого не видеть.
За кормой всхлипывала вода, жалобно скрипели сходни. Грузчики заметно торопились. Дождь барабанил по железной крыше казенки, широкая, осклизлая палуба блестела от фонарей холодным светом, точно асфальт в обледеницу. Кто-то, раскатив бочку, не смог удержать, она бултыхнулась с двухсаженной высоты в воду.