Признание
Борис Сергеевич был один и, судя по всему, работал уже давно. Его лицо, освещенное сбоку керосиновой, с зеленым абажуром, лампой — продолговатое, с немного впалыми щеками, с острым подбородком, тонким прямым носом и негустыми русыми спутанными волосами, казалось усталым, чуть суровым, и губы плотно сжаты. Когда что-нибудь не ладилось, он бывал именно таким; она уже привыкла к нему, и ей достаточно было увидеть эти тонкие, плотно сжатые губы, напряженную складку меж бровей, чтобы понять его душевное состояние.
Извинившись, что явилась не вовремя, она стояла у порога и не решалась сказать о причине своего вынужденного прихода, хотела сейчас же уйти, чтобы не мешать ему.
— Хорошо, что пришли, — сказал он обычным тоном, на мгновенье оторвавшись от стола. — Я — один, и не справляюсь… а много срочных… у нас новая мера времени — приходится спешить. Давайте поработаем вместе. Садитесь. — Но тут же поднялся, подошел к ней, пожал руку, точно они не виделись нынче, потом придвинул стул ближе к своему креслу.
Изба — о двух окнах, задернутых ситцевыми занавесками, с пустой полкой в углу, где недавно жили иконы; вдоль стены — простая железная кровать с серым солдатским одеялом, с помятой подушкой, и сам он, одетый по-домашнему — в сатиновой кремовой рубашке, с расстегнутым воротом, подпоясанный черным пояском с кистями на бедре, — походил скорее на молодого деревенского учителя. Но два телефона на столе, тугой портфель и масса бумаг — лишний раз напомнили ей о большой работе, которой он был завален; она заполняла даже и эту комнату, куда он приходил, чтобы уснуть после длинного утомительного дня.
Лампа коптила, он вывернул побольше фитиль, но света не прибавилось — требовалось подлить керосина. На его зов появилась из передней избы хозяйка и унесла с собой лампу, чтобы заправить ее. Так, минуты три они просидели в потемках; он — на своей постели, Мария — за столом, не проронив ни слова.
— Кажется, дождь, — с приятным удивлением сказал инженер. — Слышите? — По железной крыше тихим шорохом шумел дождь. — Я люблю слушать… мягкий такой, уютный шум… правда?.. и никуда не хочется ехать. У вас бывает так?..
Она не нашлась что ответить. Но после всего, чем переволновалась нынче, ей действительно уютным показались и этот негромкий шум дождя, и эта простая комната, чуточку напоминавшая ей избу в деревне.
— Берите бумаги, мою ручку. Сперва перепишите вот это. — Он говорил уже быстро, словно чертил пунктиром.
Мария неохотно принималась за работу и думала о том, как ей теперь, в дождь, добраться домой… и зонта нет, и пальто не захватила, да и не близко отсюда до барака, — одной страшно идти полем…
Было тесно сидеть двоим за одним столом, и чтобы не касаться инженера левым локтем, она положила на стол только кисть руки.
— Вам неудобно? — заметил он и отодвинулся. — Ну-ну, приступайте… На днях вам отличную машинку достану. Учитесь печатать — это быстрее и легче. Скоро начнем богатеть… видите: уже телефонами обзавелся.
В домашней обстановке он был разговорчивее, а всякое, даже незначительное, приобретение радовало его, как удача.
В тон ему Олейникова пошутила, что при его работе этих — старой системы — аппаратов хватит ему не надолго.
— Нас бы с вами надольше хватило, а это… легко сменить.
Один телефон стоял перед ней, и когда Борис Сергеевич потянулся к нему, Мария предупредительно подала трубку.
Газетка, спрятанная за ее спину, в этот момент упала на пол, инженер поднял ее, повертел в руке и, положив на прежнее место, потрогал пальцами на ощупь, точно интересовался качеством бумаги. Мария сделала вид, что не замечает этого, а сама чувствовала, — кровь приливает к щекам… Как глупо сделала она, что по дороге не бросила газету.
Дынников говорил с Колывановым, который завтра уезжал в Москву: он сообщил ему об итогах работы на площадке за день… в полдень пришло десять (из восьмидесяти шести) платформ круглого леса, — но этим не заткнешь пробоины. Остальные вагоны где-то за Вяткой. Главные партии леса придут не раньше девятого числа. Бетономешалки и гравиемойки, которыми надеялись подкрепить ослабевший фронт, доползли только до Владимира… Буксы сгорели, и вагоны пришлось отцепить. Большая часть транспортеров застряла в пути, и необходимо завтра же, с первым поездом послать людей на розыск. Сто вагонов силикатного кирпича по ошибке загнали химическому заводу, — их следовало срочно выручить из плена. Пятнадцать вагонов шпал ночуют на левом берегу реки: паром сломался. Гнать шпалы обходным путем, через Москву — задержка на тридцать дней. У НКПС на складах есть запасы… надо добиться разрешения…