Однако она понимала, что не может рисковать, прибыв без приглашения в Авиньон и, возможно, подвергнуться унижению, если Климент откажется ее принять или, что еще хуже, прикажет арестовать. Если она и приедет в папский дворец, то это должно было произойти на ее собственных условиях, как королева, согласившаяся явиться на встречу двух равных, со всем достоинством и уважением, полагающимися монаршим особам. Она не могла позволить себе заполучить неприятный сюрприз и детали их беседы с Папой должны были быть оговорены заранее. Более того, Иоанна понимала, что для получения максимальной выгоды от встречи необходимо присутствие как можно большего числа свидетелей. Если бы они встретились приватно, Климент мог бы просто отрицать, что аудиенция вообще имела место. Она должна была заставить Папу принять ее публично. И вот, начиная с февраля, из своего замка в Эксе, королева Неаполя организовала эпистолярную кампанию, с целью прощупать Святой престол для встречи с Папой.
Климент не был рад ее письмам. Внезапное появление Иоанны в Провансе поставило Папу в неловкое положение. Несмотря на неоспоримые военные успехи короля Венгрии, папство все еще надеялось убедить его добровольно уйти из Неаполя, а согласие встретиться с беглой королевой наверняка возмутило бы Людовика. В тот самый момент, когда Иоанна заваливала Климента письмами с просьбами о поддержке, Папа также отбивался от послов, отправленными королем Людовиком, которые сообщили Святому престолу о победе венгров в Италии и настойчиво требовали от имени своего государя, чтобы королева (о которой Людовик знал, что она сбежала в Прованс) была низложена и казнена, а он, король Венгрии, был коронован вместо нее. Климент, понимая, что в конечном итоге ему придется выбирать между двумя правителями, но не желая пока делать этот сложный выбор, прибег к своему обычному маневру — затяжке времени. В ответном письме от 16 февраля он отклонил просьбу Иоанны об аудиенции, используя в качестве предлога присутствие при папском дворе венгерской делегации, и рекомендовал королеве вместо этого отправиться на запад, в Шаторенар, чтобы быть ближе к Авиньону, и там ожидать, пока его эмиссары с ней свяжутся. Надеясь получить через повиновение то, чего ей до сих пор не удалось достичь дипломатией, Иоанна приняла предложение Папы и 27 февраля отправилась в Шаторенар в компании восемнадцати рыцарей, присланных кардиналами в знак признания ее титула и положения.
Неизвестно, сколько бы она еще просидела там в ожидании эмиссаров Климента — или, что еще хуже, его дознавателей, — если бы королева не получила неожиданную подмогу, в этом политическом перетягивании каната, с внезапным прибытием Людовика Тарентского и Никколо Аччаюоли в Прованс.
Обоим повезло, что они остались живы. Подгоняемые сильным холодным ветром с дождем, муж Иоанны и его главный советник каким-то образом сумели привести свое маленькое суденышко в порт Сиены. Оттуда они отправились вглубь страны, в одно из родовых поместий Аччаюоли, расположенное неподалеку от стен Флоренции. Весть об их прибытии вызвала беспокойство в гвельфском городе. Некоторые жители, помня о помощи, которую семья Иоанны так часто оказывала коммуне в прошлом, высказались за то, чтобы помочь Людовику Тарентскому в его борьбе с восточноевропейскими захватчиками, но флорентийские старейшины, опасаясь мести короля Венгрии, не стали прислушиваться к этому мнению и заперли ворота города перед неаполитанским принцем. Только кузен Никколо, епископ Флоренции, оказался достаточно смел, чтобы бросить вызов синьории и покинув город, встретился с Людовиком и Аччаюоли. Вместе они решили, что лучшим вариантом будет обращение за помощью к Папе. Зафрахтовав более прочное судно, они отплыли из Пизы и на второй неделе февраля прибыли в порт Эг-Морт, недалеко от Марселя. Услышав, что королева благополучно высадилась, но ее свита была заключена в тюрьму сторонниками венгров, Аччаюоли немедленно отправился в Авиньон, на переговоры со Святым престолом, а Людовик Тарентский перебрался в замок в Вильнев-д'Авиньоне, в район города на противоположном от папского дворца берегу Роны, где проживали все кардиналы.
Столкнувшись с ораторским искусством двух таких сильных защитников, как неаполитанский банкир и его кузен епископ, не говоря уже о присутствии племянника короля Франции прямо за рекой, Климент согласился принять Иоанну. Никколо Аччаюоли, который явно был очень высокого мнения о себе и имел сильную склонность к саморекламе (он один среди сановников того времени додумался обеспечить себе место в истории, написав автобиографию), позже полностью припишет только себе успех в переговорах с Папой, и последующие историки единодушно поверили ему на слово. Он писал: