Я уже знал русское гостеприимство, которое под жарким солнцем Малороссии возрастало до размеров эпических, поэтому ради приличия поотнекивался, затем послушно двинулся вослед за Василисой Каспаровной по крутой тропке, ведущей от реки к дороге, а пес помчался за нами.
Странная на вид повозка казалась плодом греха дилижанса с простой телегой. Возница дремал на козлах, но услыхав звучное: «Эй, хлопче!», мотнул головой и схватился за вожжи. Я заверил Василису Каспаровну, что не буду возражать против присутствия ее верного пса, так как сам люблю собак; она свистнула, и тот словно не поверил сперва своему счастью, а потом запрыгнул в повозку и вытянулся у наших ног, улыбаясь и барабаня хвостом; на морде его изобразилось такое радостное дружелюбие вместе с самодовольством, какое можно наблюдать у молодых франтов, совершающих особенно приятный променад.
С тем же радостным вниманием взирала на меня и хозяйка экипажа. Узнав, что я владею польским языком, она оживилась еще более. Немедленно я был спрошен, давно ли я в Малороссии, что побудило меня оставить отчизну и доходно ли ремесло аптекаря. Чтобы избегнуть разговоров на медицинские темы, я отвечал, что лишь из человеколюбия помогаю лекарю в уездной больнице от Приказа общественного призрения; сам же занимаюсь ботаникой и состою в переписке с членами Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге и Московского общества испытателей натуры.
Ты снова хмуришь лоб, любезный Зигмунд, и я как будто слышу твои гневные слова: дескать, то, что мы называем изучением природы, есть кощунственная попытка заменить мертвой буквой истинную связь с первоистоком нашей души, доступную лишь поэтам; дескать, мы со своим латинским бормотанием уподобляемся сумасшедшим или детям, что произносят ничего не значащие слова и уверяют, что изъясняются языком богов… Все так, дорогой друг, но ответь мне: где были бы наши музыкальные гении, если бы они не изучали контрапункта и не оттачивали свое мастерство? Бинарная же латинская номенклатура, придуманная мудрым шведом для описания всего что ни есть живого в подлунном мире, не бессмысленна, а напротив, столь же точна, как нотная запись, и вместе с тем исполнена красоты, суровости или юмора — смотря по тому, какие чувства владели людьми, над коими ты насмехаешься столь безжалостно. И теперь я мог смело заявить моей спутнице, что моей величайшей амбицией было бы найти прославленную Lilium aureum, она же Lilium flammiferum, доселе известную лишь в странах Востока или в еще более отдаленных областях.
— Огненная лилея? — Моя спутница рассмеялась. — Уж не иванов ли цвет ли вам потребен?
Я не знал, что это.
— Иванов цвет, иначе папорот, — цветок папоротника. Люди сказывают, папоротник цветет одну ночь в году, в летний солнцеворот, в самую полночь и притом не дольше часа. У того, кто отыщет цветок и сумеет взять в руки, сбудется любое желание, хоть самое безумное.
— Цветок приведет его к зарытому кладу? — спросил я с иронией.
— Нет, милостивый государь, заговоренные клады открывает плакун-трава, иванов же цвет делает иного богатым — и я бы не винила бедняков, что таково у них заветное желание, — иного умным, а иного одаряет талантом. Сказывают бабки, что цветок этот весь состоит из огня. Будто похож он на золотую либо серебряную звездочку, и то меркнет, делаясь не более макового зерна, а то испускает огненные потоки, да только не дается в руки никому. Впрочем, конечно же предание об ивановом цвете — простая сказка, какой у нас в Малороссии забавляют детей.
— У вас есть дети, милостивая государыня? — тотчас же я понял, что задал вопрос не самый удачный.
— Я девица, — темные глаза прожгли меня насквозь, — и нахожу, что нет ничего приятнее девической жизни.
И то сказать, храбрецом был бы кавалер, что посватал бы такую, подумал я, бормоча извинения. Если почтенная дама любит развлечения, которые не каждому нынешнему мужчине под силу, то какова же была она в юности?..
— Но вы упоминали, что у вас есть племянник?
— Ванюша единственная моя отрада. — Она умолкла на миг и с подозрением взглянула на спину нашего возницы, но потом, верно, вспомнила, что мы говорим на чужом для него языке, и продолжила: — Он сирота, и у меня никого кроме него на свете не осталось. Скоро придет ему время входить во все дела. Он и теперь уже хороший хозяин, это я говорю не из пристрастия, спросите хоть Ивана Ивановича, хоть самого заседателя. Одного бы мне еще хотелось: дожить до его свадьбы, понянчить внуков.