Когда слезы закончились, она села за компьютер и написала письма тем, кому ей хотелось что-то сказать. Одела свое самое красивое платье, взъерошила короткие рыжие волосы перед зеркалом, достала из ящика спрятанную сигарету и закурила прямо в комнате, не выходя на балкон. Она ощутила себя маленьким оловянным солдатиком с сердцем, сотканным из храбрости и боли, отчаяния и отверженности. Таким солдатикам полагалось пасть на поле боя, а она просто выпала по дороге из коробки, и о ней забыли.
Вокруг жили люди и телевизоры, супермаркеты и судьбы, расфасованные в удобные упаковки, и на фоне всего этого потребительского благополучия, непонятной угловатой игрушкой с облупленной краской торчала она.
По ее волосам прошла приятная волна, и чья-то рука мягко, но уверенно забрала сигарету из ее руки. Она резко повернула голову и увидела Его рядом с собой. И голова ее сама упала на руки: она не думала, что это будет так больно, не думала, что увязла по самую голову, приросла душой. Сейчас она остро и неотвратимо ощутила, как сильно любит его. Ей не было жаль Антона, ей было больно, что ее чувство не имеет взаимности, как она теперь понимала. Он приподнял ее голову и посмотрел прямо в глаза. Его глаза обладали свойством неизмеримой глубины и разумности, так, как — будто в них хранились ответы на все вопросы, которые когда-либо могли прийти в человеческую голову. Она была в отчаянии и, одновременно счастливая, погружалась в них все глубже, пока в конце концов ей не стало безразлично, что случится с ней дальше. Она окунулась в момент, заменивший ей вечность. Ей только не хотелось никогда покидать этот момент.
Он дотронулся до ее щеки, нежно провел пальцами по высохшим следам от слез.
— У тебя очень красивые глаза, — сказал он.
— Я тоже не думала, что в смерть можно влюбиться, — прошептала она. — Ты убьешь меня?
Он не смутился и не удивился ее вопросу. Он молчал, только пальцы его касались ее пальцев, перебирали их, сжимали и опять касались. Саша успела представить, как сейчас он достанет огромный старинный меч и, пристально глядя ей в глаза, проткнет ее насквозь. И не ощутила страха, потому что любила его руки, страшнее было бы жить без него. Она по сути ничего не знала о нем, но любила каждый штрих его кожи, тепло, исходящее от его тела, мягкость и точность его движений, принадлежавшие ему запахи.
— Я люблю тебя, — сказал он.
Они сидели на крыше, свесив ноги за край.
— Но ты ведь тогда, в больнице, приходил убить меня и передумал? — лукаво спросила Саша.
— Если бы ты не позвала меня, ты бы умерла тогда на столе.
У Саши внутри все сжалось.
— Как так? — она смотрела на него огромными от удивления глазами. — То есть я должна была умереть в тот день? И если бы не ты…
— Да, — усмехнулся он. — Ирония жизни. Я должен был забрать тебя. Тогда между нами уже существовала необходимая для этого связь. И ее оказалось достаточно, чтобы я услышал тебя, когда твои силы были на пределе.
— Я попросила убийцу о помощи, — пробормотала пораженная Саша и глупо улыбнулась.
— Я — не убийца, — возразил он. — Я — хранитель.
— Мой? — улыбнулась Саша.
— Тайны, скрытой в книге, а теперь в тебе.
Сашу передернуло от его ответа.
— Но я ведь прочла всего ничего и ничего не поняла, — запротестовала она.
Он только пристально посмотрел на нее.
— Да, — сдалась она, — я помню ее всю, хотя действительно не понимаю смысл.
— Теперь у тебя две книги: бумажная и живая, — сострила она.
— Только одна, — ответил он, — я сжег книгу.
Саша замерла, как вкопанная. Сегодняшний вечер был слишком богат откровениями.
— Но ты ведь ради нее…
— Забрал Антона? Да. Хранилище тайны может быть только одно, и хранитель должен находиться рядом и оберегать его. — Он был грустным, как никогда. — Это был единственный способ остаться с тобой.
— Навсегда? — затаив дыхание, прошептала она.
Он рассмеялся.